Первый указатель – это понимание теории денег как теории экономического процесса в целом; эта идея впоследствии получила развитие в «Общей теории». Второй указатель – то, как это понимание встроено в видение современного Кейнсу экономического процесса, в тот диагноз, который он вынес этому процессу еще в «Экономических последствиях Версальского мирного договора». В-третьих, Кейнс решительно разделяет сбережения и инвестиции, так же решительно, как в «Общей теории», и открыто назначает экономию частных граждан на роль главного злодея в экономической пьесе. Мы узнаем, что кампания в защиту бережливости не поможет снизить норму процента (см., например: Keynes J. М. A Treatise on Money. Vol. 2. L.: Macmillan, 1939. P. 207). Различия в концептуальной проработке – иногда существующие только на уровне терминологии – маскируют фундаментальное сходство идей автора в обоих произведениях, но оно все же существует. Поэтому, в-четвертых, значительная часть аргументации написана в терминах Викселева разделения нормы процента на «естественную» и «денежную». Конечно, денежная норма процента – это еще не та самая Кейнсова норма процента, а естественная норма, как и прибыль, она еще не стала «предельной эффективностью капитала». Но аргументация логически предполагает, что оба эти шага будут сделаны. В-пятых, та важность, которую Кейнс придает ожиданиям, тенденции к понижению, которая еще не является предпочтением ликвидности по спекулятивному мотиву, и теории о том, что падение ставки заработной платы в денежном выражении во время депрессии приводит к восстановлению экономического равновесия потому, что оно будет воздействовать на процент (банковскую ставку), снижая потребность в деньгах со стороны промышленного обращения, – все эти и многие другие предположения (бананы, кувшины вдовиц, сосуды данаид) похожи на робкие и недоработанные первые формулировки предположений «Общей теории».

«Трактат» ни с какой точки зрения нельзя было назвать провалом в обычном смысле слова. Все признали его справедливость и отдали должное усилиям Кейнса. Даже самые злые критики – профессор Хансен, раскритиковавший основные уравнения[225], или профессор фон Хайек, разнесший базовую теоретическую структуру Кейнсовой теории[226],—разбавили свои замечания заслуженной похвалой. Но, с точки зрения самого Кейнса, книга была провалом, и не только потому, что не была принята достаточно тепло. Ее заряд не попал в цель – она не оставила заметного следа в обществе. Нетрудно понять, почему: Кейнс не смог передать читателю суть своей идеи.

Он писал научный трактат и, стремясь к полноте системы, перегрузил текст материалом о ценовых индексах, modus operandi банковских ставок, о создании депозитов, золотом запасе и многом другом. Вся эта информация, хотя и полезная, была созвучна основной экономической доктрине и поэтому для целей Кейнса не была достаточно показательной. Он погряз в понятийном аппарате, который бастовал каждый раз, как Кейнс пытался заставить его произвести на свет нужные ему понятия. Пытаться исправить отдельные части трактата было бесполезно. Бесполезно было и отбиваться от критики, справедливость которой Кейнс был вынужден признать. Не оставалось ничего другого, кроме как отказаться от работы целиком, отречься от нее и начать все сначала. Кейнс быстро усвоил полученный урок.

Решительно порвав с «Трактатом», Кейнс собрался с силами для второй попытки изложить свою теорию, величайшую в его жизни. С удивительной энергией он вычленил из прежней работы основные идеи, которые хотел донести до читателя, и сосредоточился на том, чтобы создать понятийный аппарат, который смог бы выразить эти идеи, и только их. К своему глубокому удовлетворению, он успешно справился с задачей. И как только в декабре 1935 года эта работа была завершена, Кейнс облачился в новые доспехи, выхватил меч и снова бросился в бой, смело заявив, что выведет экономистов из пустыни заблуждений, по которой они бродят уже сто пятьдесят лет, в обетованную землю истины.

Окружавшие его ученые завороженно наблюдали за процессом. Редактируя свою работу, Кейнс постоянно рассказывал о ней в лекциях и личных беседах, а также в «Клубе Кейнса», который собирался в его квартире в Королевском колледже. Шел оживленный обмен идеями. «Мне помогал своими советами и конструктивной критикой Ричард Ф. Кан. В этой книге многое сформировано под воздействием его предложений», – написал Кейнс в предисловии к «Общей теории». Учитывая все выводы из статьи Кана «Связь внутренних инвестиций с безработицей», опубликованной в Economic Journal еще в июне 1931 года, Кейнса нельзя заподозрить в преувеличении. В том же предисловии он благодарит за помощь Джоан Робинсон, Ральфа Хоутри и Роя Харрода[227]. Были и другие помощники, среди них некоторые из лучших молодых умов Кембриджа. И все они говорили о новой работе Кейнса. По всей Британской империи, а также и в Соединенных Штатах экономисты тут и там слышали о новой, истинной теории. Студенты были взволнованы. Волна радостного предвкушения прокатилась по экономическому миру. Когда книга, наконец, вышла, гарвардские студенты были не в силах ждать, пока она поступит в магазины: они скинулись и организовали прямую поставку первых экземпляров книги прямо в университет.

То понимание общества, которое Кейнс впервые описал в «Экономических последствиях мирного договора», видение экономического процесса, в котором инвестиционные возможности слабеют, а привычки делать сбережения продолжают существовать, нашло свое теоретическое выражение в книге «Общая теория занятости, процента и денег» (предисловие датировано 13 декабря 1935 года). Это было сделано при помощи трех понятий: функции потребления, функции эффективности капитала и функции предпочтения ликвидности[228]. Эти понятия вместе с фиксированной единицей заработной платы и таким же фиксированным количеством денег «определяют» доход и ipso facto трудовую занятость населения (в том случае и в той степени, в которой она может ими определяться), главные зависимые переменные, которые нуждаются в теоретическом «объяснении». Нужно быть первоклассным поваром, чтобы сварить обед из таких скудных запасов![229] Давайте посмотрим, как это удалось Кейнсу.