Мощный коммунистический подрывной аппарат не застрахован от разоблачений и не может устоять против энергичных контратак с нашей стороны. Кроме того, коммунисты не в состоянии реализовать свои планы захвата власти одновременно во всех районах земного шара. Поэтому они вынуждены выбирать районы, где, по их мнению, можно наверняка добиться успеха. Но и мы не теряем зря времени и стараемся сделать как можно больше для поддержки слабых стран свободного мира, чтобы они не попали под господство коммунистов. Был случай, когда мы брали инициативу в свои руки и заставляли коммунистов отступить. Конечно же мы не ограничивались лишь удержанием оборонительных позиций и контратаками на коммунистических агрессоров. Следует иметь в виду, что некоторые планы коммунистов не удались в результате внутренних противоречий внутри советского блока. Но верно и то, что многие тщательно спланированные подрывные операции против свободных стран потерпели провал из-за нашего противодействия.

После многих неудач в Центральной Африке Советы, по всей видимости, были вынуждены перегруппировать свои силы и пересмотреть планы. Я уже упоминал о том, что их крупные финансовые и материальные расходы на Ближнем и Среднем Востоке и в Северной Африке не окупились — все закончилось горьким разочарованием. В связи с недостатком опыта у некоторых советских дипломатических представителей и сотрудников и агентов разведки Кремля, а также их неспособностью подрывная деятельность компартий и замаскированных коммунистических организаций во многих случаях провалилась с треском. Например, позорное бегство из Конго[145]в начале шестидесятых годов, которое можно рассматривать, как одну из самых неприятных страниц новейшей истории Советского Союза. Его можно сравнить лишь с бесславным отступлением Советов из Албании[146].

Коммунистические партии часто буквально разрываются между собственными национальными проблемами и глобальной политической линией коммунизма. Им трудно перестраиваться столь быстро, как это делает Москва. Какое-то время они должны были поклоняться Сталину; потом в один прекрасный день Хрущев заявил: Сталин — кровавый тиран, предавший «идеалы» коммунистической революции. Они проповедуют московские мирные намерения, как вдруг им приходится объяснять причины жестокого подавления венгерских патриотов. Подобные вещи происходили и в прошлом. Авторитет Советов, как крупной антинацистской державы, был внезапно подорван, когда Сталин заключил союз с Гитлером в целях ликвидации Польши, которую Молотов назвал «гадким утенком» Версальского договора[147].

Пока Хрущев и его последователи продолжают подрывные действия, выдавая их за «освободительные войны», — этим термином они маскируют все открытые или скрытые операции, направленные на свержение некоммунистических режимов, Запад должен быть готов к отражению этой угрозы. Поскольку тактика Советов предусматривает партизанскую войну с использованием банд или регулярных войск (как в Корее, Вьетнаме или Малайе), Запад, со своей стороны, может оказывать соответствующим странам открытую поддержку. Однако западные разведки должны приступать к выполнению своих задач значительно раньше, чем этим займутся военные структуры, то есть когда подрывные акции Советов еще только готовятся, являясь, с юридической точки зрения, заговором. Для того чтобы мы приступили к активным военным действиям, нам необходимо располагать надежными разведывательными данными о заговоре и заговорщиках и иметь под рукой требуемые средства для открытых или скрытых контрмер.

Конечно, все, что предпринимает в этом направлении наша разведка, должно быть санкционировано на высшем политическом уровне, а разведывательные операции следует проводить таким образом, чтобы они не выходили за рамки наших национальных задач.

Наши союзники и мы вместе с ними стоим перед выбором. Либо мы сможем оказать энергичное противодействие коммунистическому плану подрывных действий, предусматривающее проникновение коммунистов в правительство и важные ведомства страны, которая не в состоянии отразить угрозу самостоятельно, либо же будем стоять в стороне и наблюдать, как эта страна пытается сама освободиться от пут агрессора. Гарантировать успех во всех случаях нам, конечно, затруднительно. На Кубе, в Северном Вьетнаме и других местах мы терпели неудачи, но во многих случаях, в гораздо больших, чем об этом публиковалось, фортуна была на нашей стороне. Впрочем, воздержусь от большой рекламы, как и от перечисления тех ресурсов, которые были при этом использованы.

Если коммунизму удалось, пусть на короткий срок, установить контроль над правительственным аппаратом таких стран, как Иран и Гватемала, и удерживать его до сих пор на Кубе и в Чехословакии, в Восточной Германии, Польше и других восточно-европейских сателлитах, а также в Северном Вьетнаме и Северной Корее, должны ли мы, как великая держава, стыдливо уклоняться от ответственности за восстановление свободы и демократии в тех государствах, где этого хотят сами народы? Неужели мы опасаемся, как бы нас не обвинили в том, что мы, вроде Хрущева, проводим собственную политику «освободительных войн»?

Отвечая на эти два вопроса, хотел бы подчеркнуть, что обсуждаемая проблема, очень важная для нашего выживания, навязана нам Советами, их конкретными действиями. Ставя в международных отношениях силу выше права, коммунисты вынуждают нас принимать меры к отражению их агрессивных акций, где затрагиваются наши жизненные интересы. Обращения к их разуму и заклинания соблюдать принципы международного права на коммунистов не действуют. А мы не можем чувствовать себя в безопасности, если позволим Советам и их сателлитам использовать тактику «салями», широко разрекламированную Ракоши[148]в Венгрии, когда у свободного мира отбирают одну небольшую часть территории за другой, словно аккуратно нарезая колбасу на тонкие кусочки. Более того, мы не можем согласиться с мыслью о том, что в случае «освобождения» коммунистами по советскому рецепту какой-либо территории она навечно останется за пределами свободного мира и потеряет возможность когда-нибудь вырваться из коммунистической империи.