По вышеописанному скандалу видно, как складывалась новая, для эпохи после террора, мозаика объяснений существования коррупции. Скандалы в судах наглядно показывают отличия послевоенных нарративов о коррупции от тех, на которые опирались власти во время террора. Именно в период позднего сталинизма обвинения в моральном разложении и профессиональных злоупотреблениях против должностных лиц навсегда отпочковались от обвинений в изменнической деятельности. Судьи, которых в 1930-е гг. репрессировали бы как врагов по статье 58, теперь обвинялись в обычных должностных преступлениях. В первые же послевоенные годы заметен отход от практики 1930-х гг., когда НКВД ставил клеймо опасных врагов народа или «преступных элементов» на целые категории людей и арестовывал их в массовом порядке, зачастую как участников мнимого широкого контрреволюционного заговора. После войны правоохранительная система по большей части руководствовалась принципом, что люди совершают преступления в одиночку или небольшими группами, каждый человек по своим мотивам и своими методами169. Даже в тех случаях, когда, по уверениям властей, речь шла о преступных группировках, правоохранительные органы в первую очередь стремились показать эпизоды коррупции как отдельные проступки падших личностей.

Чем же на самом объясняется волна взяточничества в советских верховных судах по окончании Второй мировой войны? Сами судебные протоколы и материалы следствия, хотя их никак нельзя назвать объективными документами, в ярких деталях обрисовывают многие политические и структурные причины скандала, фиксируя типы неформальных отношений, которые пронизывали советскую жизнь. Приведенные на процессах примеры мытарств рядовых советских граждан, работавших и не работавших в государственных учреждениях, сильно усложняют любой нарратив, возлагающий вину на моральные или политические недостатки судебных работников, адвокатов и взяткодателей. Хотя во многих обвинительных актах говорится об «организованных преступных группах», прокуратура так и не представила суду доказательств реального существования таковых помимо рассказов об обычных дружеских и коллегиальных отношениях между сослуживцами (правда, изображенных в самом зловещем свете), которых объединяли типичные для людей, замешанных в какое-либо преступление, попытки избежать разоблачения. Чтобы отыскать корни неофициальных сделок в послевоенном советском обществе, достаточно взглянуть на обстоятельства, невольно выявленные судебными процессами, – маленькую зарплату, нехватку жилья и других предметов первой необходимости, болезни близких и прочие проблемы вкупе со стремлением людей не только выживать, но и повышать уровень жизни, очень низкий после катастроф коллективизации крестьянства, головокружительно быстрой индустриализации и войны. Если добавить сюда структурные факторы, неоднократно подчеркивавшиеся в этой книге: склонную к произволу и плохо подготовленную бюрократию, экономику дефицита, бестолково и непрофессионально организованные условия труда (не говоря уже о банальной человеческой жадности), – станет гораздо яснее, что на самом деле толкало судебных работников и просителей идти по «пути взятки» в советских судах.

Как ни странно, в одном партийные охранители, пожалуй, были правы: взяточничество в судах действительно представляло угрозу легитимности советской судебной системы, хотя и не из-за череды сговоров глубоко коррумпированных людей, сознательно стремившихся развалить социализм, как утверждал официальный нарратив. Во многих случаях, как показали процессы и обжалования, взятки являлись результатом неуважения партии-государства к принципу верховенства закона, чрезвычайной перегруженности судов и неожиданных последствий массовых арестов и чудовищно суровых приговоров за мелкие преступления против государственной собственности и народного хозяйства. Все эти условия, вместе взятые, наряду с дебрями бюрократической волокиты, мешавшей отправлению правосудия, поощряли развитие оживленных неформальных отношений на теневой стороне советской жизни.

Многие элементы преступных махинаций – и сопутствующие им обвинения – повторялись и после 1953 г. «Искусство взятки» не умерло вместе со Сталиным. Это вполне понятно: СССР по-прежнему оставался государством, и подавлявшим, и невольно стимулировавшим предпринимательскую деятельность, мультикультурным миром людей, которые договаривались между собой о том, как свести концы с концами и найти решение трудно разрешимых проблем, получить образование, устроиться на работу, добиться правосудия; которые стремились приобрести товары и услуги и повысить уровень жизни. Несмотря на то что Сталин сошел со сцены, условия, посеявшие семена неформальных сделок между должностными лицами и простыми советскими гражданами, никуда не делись.

Учитывая почти повсеместные дискуссии о коррупции в современной России и в конце советской эпохи, тема взяточничества может показаться избитой. Однако этот феномен заслуживает нового подхода – изучения взяточничества как важнейшей, хотя по большей части скрытой, социальной практики, имевшей серьезные последствия для правовой, политической, идеологической, этической и институциональной сфер в сталинские годы (и в дальнейшем). Коррупционные отношения на основе взяток процветали в некоторых ситуациях не из-за живучести «капиталистического мировоззрения» среди узких слоев населения (как утверждал советский режим). Взяткодатели и взяткополучатели приучались использовать взятку как гибкое средство маневрирования в дезорганизованной экономике и неповоротливой бюрократической системе. В данном исследовании структура и культура сталинского общества рассматриваются сквозь призму теневой экономической деятельности. Традиционные практики подношения чиновникам подарков в знак благодарности, присущие многим группам в Советском Союзе, создали искусство предложения (и получения) взяток. Значительная часть общественности не считала взятки чем-то ненормальным. В чрезвычайно тяжелой послевоенной обстановке советские люди, в том числе государственные служащие низшего и среднего звена, сталкивались с трудными, а зачастую нелепыми обстоятельствами, от нехватки жилья и продовольствия до почти случайных арестов, осуждения и лишения свободы за мелкие неполитические преступления. Большинство представленного здесь материала призвано гуманизировать – но не романтизировать – логику и динамику операций, в ходе которых люди вырабатывали способы улаживать дела во времена хаоса.

Среди массовой разрухи, вызванной войной, население стало еще сильнее зависеть от произвола государственных учреждений при оформлении документов, касающихся жилья, торговли, миграций и работы. Споры по поводу этих документов часто рассматривались местной администрацией и местными судами, что давало их работникам отличную возможность разрешения таких споров за незаконную «мзду». Массовое преследование мелких преступлений после войны, отражая растущую одержимость государства идеей защиты государственных ресурсов от хищений и разбазаривания, неизбежно создавало условия, ускорявшие распространение взяточничества в правоохранительных органах. Некоторые люди осмеливались откупаться от судей, милиции или прокуратуры, дабы уберечь себя или близких от суровых обязательных приговоров. Сотрудники органов уголовной юстиции и других правоохранительных учреждений порой рисковали брать незаконную плату ради пополнения нищенских доходов.