как смогу. Не бином Ньютона, поймёт. Хотя… это я не помню, что такое этот бином, а Лев-то математик…

В итоге я всё-таки уснула.

Наташа Иванова улетела в Германию сразу после осенних каникул. Ей предстояла операция, затем химиотерапия — родители ещё даже не могли сказать точно, когда она вернётся, но то, что в этом году девочке не светят экзамены, было понятно уже сейчас. Да и думать о подобном было странно — никто не давал гарантий, что Наташа вообще вернётся.

Клочков очень переживал после её отъезда — это было заметно всем, не только мне. Осунулся, похудел — волновался. И успеваемость упала. Я позвала его после уроков в один из дней, чтобы поговорить — нужно было как-то настроить мальчика на учёбу и продолжение жизни, иначе он у меня так на второй год останется. Это в выпускном-то классе!

— Я понимаю, зачем вы меня позвали, Алёна Леонидовна, — вздохнул Федя, садясь за парту, и потёр лицо усталым жестом. — Я постараюсь исправить оценки, даю слово.

— Дело не только в оценках, — сказала я мягко. Бедняга… синяки под глазами. Спит плохо, видимо. Сильно влюблён… Или всё же — любит? Где эта грань, как определить… — Ещё и в твоём настроении, Федя. Ты унываешь, оттого и оценки…

— Как тут не унывать, — пробормотал мальчик и поднял на меня какой-то потухший взгляд. — Вы же понимаете: шансы…

— Шанс есть всегда, — возразила я. — И врачи, бывает, ошибаются. Жди её, верь, поддерживай на расстоянии, как можешь. Но не забывай о себе: тебе необходимо нормально закончить школу и поступить в институт.

— Я понимаю. — Губы Клочкова дрогнули, будто он собирался заплакать. — Я поддерживаю. Наверное, поэтому я… На себя сил уже не остаётся. Каждый раз после разговоров с Наташей такое чувство, что я ей всю энергию отдал.

Вот как, значит…

— У Оли Зиминой то же самое, — продолжал Федя. — Чуть легче, может, потому что она всё же… — Он запнулся, покраснел и вдруг сменил тему, да так, что я на мгновение потеряла дар речи: — Наташа согласилась выйти за меня замуж, когда вернётся. Я ей кольцо подарил. Серебряное, конечно.

Боже… Хотя чему я удивляюсь? Федя давно влюблён, а Наташа смертельно больна, конечно, она согласилась. Ей сейчас кажется, что она его любит, но не факт, что это так, ой, не факт. Возможно, это просто влияние болезни и его поддержка. Но говорить о подобном Клочкову точно не стоило — только расстраивать. Жизнь всё расставит по своим местам… если она у Наташи вообще будет…

В середине ноября близнецам должно было исполниться одиннадцать лет, и чем ближе подходил этот срок, тем более сильное напряжение я чувствовала. Тот день был не только их днём рождения, но и днём смерти Антона, и каждый раз, поздравляя мальчишек, я ощущала себя погружённой в ледяную воду — так холодно мне было. Морозный зимний холод с тех пор ассоциировался у меня исключительно со смертью…

Фред и Джордж не знали, какого именно числа погиб Антон: мы с мамой решили не говорить им об этом. Расстроятся, потом не смогут нормально отмечать свой день рождения, как я с тех пор не могла расслабиться в этот день. Нет уж, пусть лучше не знают. Возможно, позже, когда они станут совсем большими и смогут воспринимать эту трагедию отдельно от своего дня рождения, я расскажу, но точно не сейчас.

А близнецы готовились. Как всегда, пребывали в эйфории, спрашивали у меня и бабушки, где и как будем отмечать, кого приглашать… Причём они предсказуемо хотели пригласить на празднование ещё и Льва — я еле отбрехалась, но тут мне помогла, как ни странно, мама.

— Ребята, — вздохнула я, выслушав требования Фреда и Джорджа «обязательно позвать дядю Лёву», — понимаете, наш сосед только для вас вне школы — дядя Лёва, а для других он круглые сутки учитель математики Лев Игоревич. И если он придёт в кафе, ваши друзья просто не смогут расслабиться и нормально отпраздновать — они будут ощущать себя по-прежнему на уроке.

— Но ведь ты тоже учительница, — возразили мальчишки хором, и тут вмешалась бабушка:

— Ваша мама права, — сказала она, шутливо потрепав их по взъерошенным рыжим волосам. — К тому, что она не только учитель, но и ваша мама, все уже привыкли, а вот дядя Лёва пока только преподаватель. В его присутствии ваши друзья застесняются.

Фред и Джордж огорчённо переглянулись и надулись, как два воздушных шарика.

— Но что же делать…

— А мы дядю Лёву отдельно позовём в гости, — вкрадчиво произнесла родительница, покосившись на меня с иронией. Думала, возражать буду? Совсем дурочкой меня считает — если я сейчас воспротивлюсь, близнецы с меня живой не слезут, будут уговаривать до нервных судорог и головной боли. — И мама торт испечёт…

— Да-а-а?! — обернулись ко мне две воодушевлённые мордашки. — Мама, да-а-а?!

— Да, — согласилась я смиренно и покладисто. — Испеку. Но медовик мы недавно ели, может, «Прагу»?

— Чизкейк! — возразили мои бандиты хором. — Хотим чизкейк!

— И картошку фри? — фыркнула я. Современные дети… всё им подавай еду с иностранными названиями.

— Да! И гамбургер! Ты их так вкусно делаешь!

— Ладно, — опять согласилась я. — Будет вам гамбургер, картошка и чизкейк.

— Ура!

Накануне дня рождения близнецов у меня сильно упало настроение. Хотя оно в середине ноября обычно никогда не поднимается выше уровня плинтуса, но на этот раз совсем… Причина была нелепа — я, возвращаясь из магазина вечером в пятницу, куда я ходила за творожным сыром для чизкейка, издалека увидела, как Лев провожает Наташу до такси. И перед тем, как сесть в машину, она его поцеловала, но куда именно — в щёку или всё же в губы — я не рассмотрела, темно было. Однако расстроилась и потом ещё минут пятнадцать сидела на детской площадке неподалёку, понуро уставившись на вмёрзший в землю кленовый лист возле лавочки, и старалась успокоиться. Ничего не случилось, подумаешь — провожал, поцеловались… а я уже — вот так. А что будет, если Лев действительно станет моим мужем? Я же с ума сойду.

Я ушла с детской площадки, когда поняла, что начинаю примерзать к лавочке. Поднялась на наш этаж, вышла из лифта… и замерла, увидев Льва, стоящего посреди лестничной площадки. От неожиданности сердце ухнуло куда-то вниз и язык отнялся — я даже поздороваться не могла.

— Я тебя заметил потом, когда такси отъехало, — сказал Лев своим обычным невозмутимым голосом. — Но не стал подходить сразу, решил чуть подождать. Долго ты.

Я кашлянула, ощущая, что начинаю краснеть. Чёрт… не