Старший поднял голову. Худое загорелое лицо в окаймлении длинных серебристо-седых волос. Такие часто печатают на обложках брошюр Американской ассоциации пенсионеров.

— Кому вы это послали? — спросил он.

— Санта-Клаусу, — ответил Лэнг. — Хочу успеть до рождественского бума.

Седой чуть заметно кивнул, вернее, шевельнул подбородком. Тип, стоявший позади, тут же заломил руку Лэнга за спину и так дернул, что у того от боли дыхание перехватило.

— Никто не любит тех, кто слишком умничает, мистер Рейлли, — сказал Седой без тени гнева, словно говорил с умственно отсталым ребенком. — Можете не сомневаться, я получу ответ. Вопрос лишь в том, долго ли вам придется страдать.

Лэнг выразительно, словно актер на сцене, посмотрел направо, потом налево и проговорил:

— Что-то не вижу ни дыбы, ни «испанского сапога»… ничего из тех приспособлений, которые использовали инквизиторы короля Филиппа, допрашивая ваших людей. Вы уверены, что сможете правильно сформулировать свои вопросы без них?

Его руку тут же снова вывернули. Лэнг не знал, почудилось ему или он действительно услышал хруст рвущихся связок. Зато в том, что искры, засверкавшие у него перед глазами, были куда ярче, чем в тот раз, когда он ударился головой о потолок, Рейлли не сомневался.

— Так каков же будет ответ? — спросил Седой.

— А что произойдет после того, как вы его получите? — вопросом на вопрос ответил Лэнг. — Сомневаюсь, что вы поблагодарите меня и отпустите восвояси.

Рейлли далеко не впервые обвиняли в том, что он слишком умничает, и он искренне надеялся, что этот седой тип в костюме не окажется последним из тех, кто так говорит. Все свои реплики Лэнг произносил вовсе не для того, чтобы позлить соперников. Во время обучения управление накрепко вбивало своим агентам в головы закон: в самой тяжелой обстановке, даже если положение кажется безвыходным, продолжайте блефовать и никогда не теряйте надежды на то, что выход все же найдется. Лэнг решил, что в таком положении — когда против него двое, скорее даже трое людей с автоматами — сразу найти выход вряд ли удастся.

Седой, несомненно, руководитель, растянул губы в улыбке, лед которой вряд ли мог растаять даже на июльском солнце.

— Вы очень проницательны, мистер Рейлли.

Он кивнул богатырю, стоявшему слева от него, тот запустил в карман пиджака левую руку и извлек маленькую продолговатую коробочку, похожую на те, в которых продают ювелирные изделия. Но внутри оказался шприц.

— Послушайте, парни, вам пора открывать клинику, — сказал Лэнг. — При каждой встрече кто-нибудь из вас хочет сделать мне укол. При этом вы даже не спрашиваете, на какие лекарства у меня аллергия.

Седой опять сделал чуть заметное движение подбородком, и парень со шприцем шагнул вперед.

— Черт возьми, сказали бы хоть, что это такое, — заявил Лэнг. — Сыворотка правды?

— Нет, мистер Рейлли, не совсем, — ответил Седой. — Позже мы, возможно, и дадим вам немного пентотала натрия, а сейчас хотим лишь помочь вам успокоиться, чтобы вы, как говорят у вас в Америке, получили максимальное удовольствие от поездки.

— Пара вопросов, — поспешно произнес Лэнг. — В конце концов, мы с вами знаем, что вы не собираетесь предоставить мне возможность написать статью в газету, так, может быть, согласитесь хоть немного удовлетворить мое любопытство?

— А потом вы, конечно, скажете мне, кому послали письмо? — поинтересовался Седой.

— Чтобы вы могли расправиться с этими людьми точно так же, как с моей сестрой и племянником, как убили швейцара в моем доме и антиквара в Лондоне? Сомневаюсь, что вы поверили бы мне, даже если я сказал бы вам чистую правду.

Под горой, но не на дороге, вдруг что-то ярко сверкнуло. Солнечный луч отразился от чего-то блестящего: стекла или металла. Лэнг не мог бы сказать с уверенностью, что на самом деле видел эту вспышку. Если Седой или кто-то из его спутников заметил ее, то виду они не подали. Лэнг, не меняя выражения лица, перевел взгляд в другую сторону, чтобы никто не понял, что он мог что-то видеть. Кто бы там ни скрывался, было крайне маловероятно, что этот кто-то держит его сторону.

Лэнг также подумал мельком, что мог проколоться где-то раньше, но не сумел сообразить, когда это случилось.

Босс кивнул крепышу, и шприц замер в руке парня.

— В таком случае, может быть, вы скажете мне, как вам удалось найти пещеру и ее… содержимое, — заявил Седой. — Я хотел бы убедиться в том, что об этом не знает никто другой. Но прошу вас, мистер Рейлли, не задавать вопросов, которые требовали бы слишком пространных ответов.

Седой сел на тот самый плоский камень, с которого Лэнг совсем недавно наблюдал за оседавшей пылью. В руках он все еще держал развернутую ксерокопию письма. Лэнг почувствовал, что страж, державший его сзади, немного ослабил хватку. Вывернутое плечо горело как в огне.

— Тамплиеры, — полувопросительно произнес Лэнг. — Вы тамплиеры?

Мужчина с серебряными волосами заговорил так, будто в который раз возвращался к давно и хорошо знакомой всем истории:

— Вы совершенно правы, мистер Рейлли. Раз вы знаете, кто мы такие, то вам должна быть известна и наша история. В тысяча триста седьмом году король Франции… — Он нахмурился, будто вспоминал о своем личном ужасном несчастье. — Вероломный Филипп разослал своим миньонам приказ арестовать рыцарей Храма Соломона и осудить их по обвинению, лживому от начала и до конца. Наши люди были повсюду, уж конечно, при всех королевских дворах Европы. Нас предупредили о том, что готовилось. Многие из тех, кому удалось вовремя скрыться, бежали в Шотландию, где папа Климент, прихвостень Филиппа, не мог добраться до нас. Король Шотландии, которого сегодня знают под именем Роберта Брюса, был отлучен от Церкви и ни в коей степени не являлся другом понтифика.

В голосе Седого слышался не столько акцент, сколько богатые модуляции, и все же у Лэнга сложилось впечатление, что английский для него неродной.

— Многим ли тогда удалось унести ноги? — Лэнг думал о несчастном Пьетро, который остался, предстал перед инквизицией и был казнен по ложным обвинениям. — Беглецы покинули своих многочисленных братьев, которые были замучены, убиты, сгорели заживо на кострах.

Его собеседник скрестил ноги. Лэнг заметил, что на нем короткие носки, которые предписывала мужчинам европейская мода.

— Кому спастись, а кому остаться, решал Бог, а вовсе не мы.

Лэнга так и подмывало спросить, как же Господь сообщил о своем волеизъявлении — на каменных скрижалях или через неопалимую купину? — но сказал он совсем другое:

— Но Климент должен был радоваться тому, что ему удалось разделаться с вашим орденом. Ведь, прямо выражаясь, вы шантажировали его точно так же, как и современных понтификов.

Седой запустил руку во внутренний карман пиджака, извлек серебряный портсигар и протянул его Лэнгу, чтобы тот мог взглянуть.