— A-а, партнер! Здорово. — По-техасски гнусавый выговор Риверса слышался в динамике переговорного устройства так же отчетливо, как если бы собеседник Лэнга находился рядом, в этой же комнате. — Говори, чем еще тебе помочь.

Лэнг встал, подошел к окну и уставился на толпу молодых бездельников заполонивших Испанскую лестницу.

— Мне нужно кое-какое довольно сложное оборудование. Вы ведь хотели поучаствовать в поисках тех, кто убил Дона и Герт?

— Хотел и хочу. Ты видел когда-нибудь, чтобы койот ушел, не выкопав сурка из норы? Так что именно тебе нужно?

Лэнг зачитал ему список, составленный после визита к доктору Росси.

— Флуороскоп, вроде тех, какими выявляют сбитые номера на оружии. Тридцатипятимиллиметровую камеру с макрообъективом и к нему ультрафиолетовый и инфракрасный светофильтры.

— Клянусь великим Сэмом Хьюстоном! Ты, что, отыскал новое собрание «свитков Мертвого моря»[52]?

— Возможно, отыщу, — поправил его Лэнг. — Мне довольно трудно проникать в то место, где все это барахло может понадобиться. Очень надеюсь, что управлюсь за один раз. Очень не хочется, чтобы в решающий момент выяснилось, что мне чего-то не хватает.

— Бог не велит никому испытывать нужду в том, что ему нужно. Помнишь нашу квартиру напротив той церкви, где выложены узоры из черепов и костей?

Лэнгу не потребовалось долго собираться с мыслями.

— Капуцинская церковь Санта-Мария-делла-Кончеционе на Виа Венето? Да, там на противоположной стороне была двухкомнатная квартирка на третьем этаже.

— Во-во. Послезавтра пойдешь в эту церковь, войдешь в боковой придел, где нарисован тот парень, похожий не то на голубого, не то на девку…

— Святой Михаил?

— Он самый. Одной ногой наступил на лысую башку другого парня, пытающегося выползти из дыры, где огонь горит. А в руке меч держит.

— Святой Михаил убивает дьявола, вырывающегося из ада, — подсказал Лэнг.

— Черт с ними, и с дьяволом, и с адом. Да пусть хоть лаз через границу в каком-нибудь Хуаресе охраняет. Знаешь это место?

Хороший шпион — этот тот, кто может стать невидимым. И умеет уклоняться от семинаров по проблемам этнической, культурной и расовой корректности, которые ежегодно устраиваются по требованию конгресса.

— Эту картину я знаю. Ее написали по особому заказу как запрестольный образ…

— Ладно, лекцию по искусству прочтешь мне в другой раз. В этом приделе на одной из скамеек будет лежать пакет, в нем найдешь свою лабуду.

Мальчишки, собравшиеся на лестнице, как один уставились вслед толстой девушке в очень короткой юбке, идущей по ступенькам. Лэнг решил, что такое внимание, уделенное особе, больше всего похожей на свинью Мисс Пигги из кукольного «Маппет-шоу», может объясняться лишь тем, что она носит стринги. Или вообще не носит нижнего белья.

— А не проще было бы передать все это консьержу в моем отеле?

— Может, и проще, но надо ж и о безопасности думать. Мы же должны убедиться, что посылку получил именно ты. Так что, партнер, придется тебе прогуляться.

И Риверс, не прощаясь, прервал разговор. В трубке лишь чуть слышно шипели статические разряды. Лэнг медленно покачал головой. Девиз Управления: никогда не делай открыто того, что можешь сделать тайно.

Он отошел от окна и снова сел на единственный имевшийся в номере стул, расшатанную деревянную конструкцию, обитую материей с зеленым травяным узором. За время жизни стула трава заметно пожухла.

Как он и надеялся, тень мысли, отогнанную не без труда, в поезде из Неаполя в Рим, в конце концов материализовалась. Что-то он читал… Газетная статья о Будапеште? Детали все еще просматривались нечетко.

Он встал и вышел из номера.

Дежурный в вестибюле объяснил, как пройти к деловому центру гостиницы, при этом посмотрев на Лэнга, как на полоумного. Работать, когда рабочий день закончился? Нет, этих американцев порой невозможно понять.

Лэнг сел в одной из четырех кабинок, где стояли компьютеры, и принялся рассматривать клавиатуру. На ней имелось несколько кнопок с перевернутым вопросительным знаком, умляутами, акутами и еще несколькими диакритическими знаками, употреблявшимися, насколько он помнил, в разных европейских языках и их диалектах. Все остальное выглядело обычным. Включив машину, он прочитал инструкцию, выведенную на нескольких языках, и ввел номер своей комнаты — такой здесь был пароль. С двух попыток ему удалось получить содержание газеты «Атланта джорнал-конститьюшн» за последние двадцать четыре месяца. Конечно, это не «Таймс», но если он читал то, о чем думал, в газете, то наверняка в одной из тех, что издавались в Атланте. Естественно, ведь на протяжении бейсбольного сезона лишь атлантские газеты, не отрываясь, следили за успехами «Брейвс». И, получая газету, Лэнг иногда читал казавшиеся ему интересными новости и прочее. И сейчас он искал одну из таких статей, прочитанных и отложившихся в памяти лишь смутным воспоминанием.

Он набрал слово «Венгрия». Вывалилось больше сотни ссылок. Слишком широкий запрос. Тогда «Венгрия» и «1944». Тридцать две статьи. Уже лучше, но все равно слишком много.

О чем же была статья?

«Венгрия», «1945» и «поезд».

И получил, на сей раз, только одну статью из рубрики «Уикенд». Там печатали разнообразные истории, могущие показаться кому-то интересными, причем не только из текущих новостей, но и всякую всячину, начиная от информации о научных открытиях и кончая всякими сомнительными сведениями. Короче говоря, свалка журналистского мусора.

Будапешт (АП). Венгерские власти поддержали требование еврейских адвокатов к австрийскому правительству о возвращении произведений искусства, предположительно изъятых нацистами у евреев, отправленных в концлагеря. Картины, скульптуры, мебель и даже драгоценности вывезли поездом, когда в конце 1944 г. на территорию Венгрии вступили русские войска.

Австрийские официальные лица в ответ обращают внимание на то, что этим же поездом и по той же самой причине было вывезено большое количество произведений искусства, принадлежавших их стране.

Груз поезда, перехваченного союзниками через несколько дней после окончания военных действий в Европе, так и не был полностью инвентаризирован. Значительная (хотя и неизвестно какая) часть имущества некоторое время использовалась в качестве мебели и предметов интерьера штаба оккупационной армии, а впоследствии исчезла в неизвестном направлении.

Потомки и родственники жертв Холокоста утверждают, что Австрия не предпринимает никаких попыток выяснить, что именно было вывезено из этой страны, а что украдено у истребленных евреев.