— Черт!

Лэнг кинулся на землю, успев взмахом руки сбить с ног итальянца. Крошечные осколки камня ужалили его в щеку за доли секунду до того, как до него долетел сухой треск винтовочного выстрела.

Волоча за собой археолога, он перекатился под брезент, который должен был скрыть обоих от стрелка.

Теперь не осталось никаких сомнений: парень с сотовым телефоном, болтавшийся около римского музея, связался со своим компаньоном в Неаполе. При таком напряженном уличном движении обнаружить «хвост» практически невозможно. Впрочем, Лэнг ведь обратил внимание на человека, стоявшего на улице, пока не пошел по тропе, ведущей к руинам. А времени, чтобы послать стрелка с телескопическим прицелом в одну из сотен квартир, выходящих окнами на древний город, было предостаточно.

Доктор Росси дрожащим голосом говорил по сотовому телефону. Лэнг несколько раз услышал слово polizia.

Великан-рабочий, волосатую голую которого грудь покрывала корка засохшей пыли, взял доктора Росси за руку и помог ему подняться и устоять на подкашивавшихся ногах. Даже не понимая языка, Лэнг знал: археолог уверял рабочих, что с ним все в порядке. Потом он повернулся к Лэнгу, его лицо все еще было перекошено от испуга, уголок рта подергивался.

— Вы думаете, что теперь уже не опасно?

Лэнг кивнул.

— Этот тин наверняка давно удрал. Пытаться снова стрелять, когда мы знаем, где он мог прятаться, было бы слишком рискованно для него самого.

Росси долго, тщательно, пожалуй, даже демонстративно отряхивался.

— Я знал, что рабочие ждут, пока я объявлю перерыв, — сказал он с вымученным юмором, — но неужели нельзя было просто спросить?

Полиция примчалась довольно быстро, провела тщательный, но, увы, безрезультатный обыск во всех выходивших на эту сторону квартирах и допросила всех, кто попался на глаза, включая и толпу гидов. Немногочисленных посетителей успели выпроводить по случаю полуденного перерыва раньше, чем прозвучал выстрел.

Как показалось Лэнгу, местные полицейские были почти уверены, что стрелок целился в Росси. Давно уже ходили слухи, что жилые дома будут сносить, чтобы расширить площадь раскопок; местные жители истерически протестовали, даже не думая, что такого просто не может быть. На Лэнга же обратил внимание только один из полицейских (Рейлли решил, что кроме него никто не владел английским языком). Записав его имя, адрес и место жительства в Италии, полицейский сказал:

— Доктор Росси говорит, что вы вовремя оттолкнули его. Если бы не вы, он погиб бы. Откуда вы узнали, что кто-то собирался стрелять?

Лэнг скромно пожал плечами.

— Доктор ошибается. Я услышал выстрел, кинулся на землю и потащил его за собой.

Полицейский недоверчиво прищурился.

Лэнг решил подкрепить версию.

— Я воевал в Заливе и знаю, как звучит винтовочный выстрел. Ну, а упал чисто инстинктивно — слишком крепко въелось.

Судя по всему, объяснение ветерана настоящей войны показалось полицейскому вполне удовлетворительным, и он отправился расспрашивать рабочих.

Рим, отель «Хасслер»,

вечером

На обратном пути в Рим Лэнгу хватило времени подумать, а подумать было о чем — даже больше, чем ему хотелось бы. Он был уверен в том, что знает, каким образом было организовано покушение на его жизнь, но о причине этого покушения имел ровно столько же представления, сколько обо всем, что случилось прежде. Было ясно лишь одно: те, кто пытался его убить, активизировали деятельность по мере того, как он приближался к тайне, оставленной императором Юлианом; той, которую, вероятно, пытался раскрыть Скорцени.

Но что могло связывать римлянина-язычника, жившего в IV веке, и офицера специальных сил Третьего рейха, ведь их разделяли полторы тысячи лет?

Ответ мог быть только один — ничего. Если не считать того, что и тот, и другой могли отыскать документ, подрывающий сложившееся представление о Христе.

Ладно, пойдем другим путем. Дона Хаффа убили потому, что он работал над книгой о нацистах, военных преступниках, сумевших избежать наказания. Как справедливо заметил покойный Франц Блюхер, крайне маловероятно, что консорциум, пытавшийся сохранить тайны более чем шестидесятилетней давности, могли более или менее успешно организовать старики, коих с каждым годом оставалось все меньше и меньше. Однако такая организация все же была создана, и случилось это лет шестьдесят назад. Могла ли она продолжать свое существование в новом составе?

Но Лэнг склонялся к другой теории, из которой следовало, что Скорцени или в Монсегюре, или в Риме проник в какую-то еще более серьезную тайну, имевшую такой важный теологический смысл, что какая-то группа посвященных готова была убивать направо и налево, чтобы не позволить вытащить сокрытое на свет. Большинство, вероятнее всего, поставило бы такую гипотезу в один ряд со слухами о сокрытии появления «летающих тарелок» и о широкомасштабном заговоре, в результате которого был убит президент Кеннеди. Но Лэнг не принадлежал к этому большинству, по крайней мере, не в смысле отношения к заговорам. Лишь год назад он раскрыл то, что можно было бы, пожалуй, назвать древнейшим и крупнейшим заговором всех времен, вступив в борьбу с одной из самых богатых и влиятельных организаций мира, название которой было неизвестно даже самым осведомленным людям.

Интриги, самым тесным образом связанные с религией, существовали — и, несомненно, существовали тайны, ради сокрытия которых заинтересованные, не задумываясь, шли на убийства.

Далее, существовал Скорцени, австриец, прекрасный мастер своего дела, не очень-то любивший фотографироваться. Какое отношение информация, раздобытая для него Хемфиллом, имела к некрополю, и имела ли она такое отношение вообще? Хотя Лэнг своими глазами видел приказ Гиммлера, подтверждавший, что неуловимый Скорцени действительно был в Риме и разрабатывал там какую-то операцию, оставалось неизвестным, успел ли диверсант исследовать тайну некрополя перед тем, как вернуться в Берлин? Похоже, что да. На снимках из материалов Хаффа он запечатлен перед Ватиканом.

А после возвращения в Берлин?.. Арест премьер-министра Венгрии, если верить Блюхеру.

Свержение венгерского правительства. М-м-м… Где-то он читал об этом… Возможно, даже при почти полном отсутствии интереса к новейшей истории. Было и еще что-то, но это что-то мерцало где-то на самой грани сознания Лэнга, оставаясь столь же эфемерным и недосягаемым, как полузабытый сон, и, вероятно, должно было, как и сон, кануть в туман, скрывавший разрозненные обрывки воспоминаний.

Впрочем, извлечь этим самые обрывки на свет все же было возможно. Для этого следовало изгнать их из сознательных размышлений, чтобы они варились в глубинах подсознания, пока не вырвутся на поверхность, как нефть из новой скважины.

Вернувшись в Рим, Лэнг сел на стул в своем номере и уставился на псевдо-«блэкберри», полученный от Риверса. Аппарат имел то же предназначение, что и устройство, при помощи которого он разговаривал с Хемфиллом — связь между сотрудниками Управления. Но с первого же взгляда было заметно, что он куда сложнее. Лэнг набрал трехзначный код руководителя франкфуртской станции.