Это был великолепный ход, и все присутствующие, кроме маршала, мысленно ему поаплодировали. Они прекрасно понимали, что тот из них, кто отправится с подобной миссией в Кабул, в огромной степени будет затем нести ответственность за все происходящее. Министру обороны совсем не улыбалась такая опасная перспектива. Застигнутый врасплох, он неуклюже попытался отгрести назад:

— Мне кажется, надо сейчас говорить о политических шагах, которые мы исчерпали далеко не полностью. Активнее использовать возможности афганской армии. Вряд ли мне надо ехать в Афганистан. Может быть, лучше выехать кому-то из членов правительства, — он в волнении снял очки и принялся протирать их стекла носовым платком.

Но Косыгин решил добить своего старого оппонента:

— Нет, Дмитрий Федорович, все же нужно именно вам поехать туда. Дело в том, что мы посылаем афганцам большие объемы оружия, и надо проследить за тем, как оно используется, не попадает ли в руки мятежников. У нас в Афганистане около 550 военных советников, надо встретиться с ними, узнать состояние дел в войсках.

— Даже если кто-то из нас поедет в Афганистан, то за несколько дней положение не узнаешь, — пробормотал удрученный министр обороны.

— По существу наших сегодняшних решений надо подробно проинформировать Леонида Ильича, — грамотно пришел на помощь министру обороны его старый и верный друг Андропов. — Как ты считаешь, Андрей?

Громыко с полуслова понял маневр.

— Безусловно, — протянул он с обычным белорусским акцентом. — Сегодня ситуация пока еще не совсем ясная для многих из нас. Ясно только одно, и я уже говорил об этом: мы не можем отдать Афганистан врагу. Как этого добиться — надо хорошенько подумать. Может быть, нам и не придется вводить войска.

Почувствовав перемену в настроении коллег, и Косыгин решил сделать шаг навстречу:

— У всех нас единое мнение: Афганистан отдавать нельзя. Мы должны использовать все политические средства для того, чтобы помочь афганскому руководству укрепиться, оказать ему намеченную помощь и, как крайнюю меру, оставить за собой применение военной акции.

— Давайте подведем итог, — предложил Кириленко и в десяти пунктах сформулировал все предложения, которые звучали на заседании политбюро. — Если нет возражений, я сейчас постараюсь связаться с Константином Устиновичем Черненко и передать ему наши предложения.

Кириленко вышел в соседнюю комнату к аппаратам правительственной связи. Вернувшись через несколько минут, доложил:

— Товарищ Черненко считает, что предложения намечены правильные и постарается проинформировать об этом Леонида Ильича. Давайте на этом сегодня закончим.

Вечером, вернувшись к себе в высотку на Смоленской площади, Громыко собрал подчиненных. Был он, как вспоминают участники того совещания, мрачнее тучи. Министр не стал информировать коллег о подробностях только что закончившегося разговора на политбюро, а сразу приступил к раздаче поручений. Он приказал срочно подготовить представление Пакистану о недопустимости вмешательства во внутренние дела соседней страны, а также продумать аргументы, которые потребуются для обоснования возможного ввода советских войск.

— Это надо в виде записки в ЦК подготовить к завтрашнему утру, — жестко сказал Громыко, глядя поверх голов.

Подчиненные, хорошо знавшие крутой нрав своего шефа, понимали, что вопросов лучше не задавать, но все же его первый заместитель Корниенко отважился спросить:

— Неужели политбюро приняло решение ввести войска?

— Пока такое решение не принято, но ввод войск предусматривается, если того потребует обстановка, — медленно проговорил министр. И опять, как заклинание, произнес: — Ни при каких обстоятельствах мы не можем потерять Афганистан. Поймите, если сегодня мы оставим Афганистан, то завтра нам придется защищать свои рубежи от мусульманских орд уже где-нибудь в Таджикистане или Узбекистане.

* * *

На следующий день члены ПБ собрались опять все в том же составе. Председатель правительства доложил о своих разговорах с Тараки.

— Как мы и условились, вчера я два раза связывался с товарищем Тараки, — начал свой подробный отчет Косыгин. — Он сообщил мне, что обстановка в Герате очень сложная. Сказал, что если сейчас Советский Союз не поможет, то им город не удержать. А если Герат падет, то, считай, дело кончено. Тогда я задал ему вопрос: если в Афганистане сейчас есть 100-тысячная армия, то почему нельзя сформировать несколько дивизий и бросить их на Герат? Он мне объяснил, что пока они будут формироваться, гарнизона, верного правительству, в Герате уже не останется. В связи с этим они просят подкрепление танками и бронемашинами. Тогда я спрашиваю: а есть ли у вас достаточно танкистов, чтобы танки пустить в ход? Нет, отвечает он, поэтому мы просим прислать в качестве членов танковых экипажей ваших таджиков, которые служат в танковых частях, предварительно переодев их в афганскую форму. Я ему на это отвечаю: но этот факт скрыть не удастся, весь мир немедленно узнает о том, что советские танкисты воюют в Афганистане.

— В 17-й дивизии девять тысяч человек, — подал голос Кириленко. — Неужели все они бездействуют или перешли на сторону врага?

— По словам Тараки, половина личного состава перешла на сторону противника, — пояснил Косыгин. — Да и на оставшихся надежды мало, они тоже вряд ли станут поддерживать правительство.

— Дмитрий Федорович, а ты как считаешь? — повернулся Кириленко к министру обороны.

— Амин в разговоре со мной тоже заявил, что спасение их революции целиком в руках Советского Союза.

— Следовательно, они надеются только на одно: а именно — на наши танки и бронетранспортеры?

— Скорее всего, так, — согласился с ним Косыгин. — Но принимая решение относительно помощи, мы должны подумать о всех возможных последствиях. Дело это очень серьезное

Неожиданно на помощь премьеру пришел глава КГБ. Что-то, видимо, случилось за ночь с Юрием Владимировичем, но только, если вчера он предпочел по существу отмолчаться, то сейчас сформулировал позицию, которая на 180 градусов развернула весь ход дальнейшего обсуждения. Не исключено, что у Андропова накануне состоялся телефонный разговор с самим Брежневым, и они пришли к согласованному решению. Возможно и другое объяснение: воскресным утром Громыко, Андропов и Устинов «сбежались» накоротке и втроем очень откровенно еще раз обсудили сложившуюся ситуацию.

— Я, товарищи, пришел к следующему выводу, — мягко сказал он, поблескивая очками. — Нам нужно очень и очень серьезно подумать о том, во имя чего мы будем вводить свои войска в Афганистан. Для всех нас совершенно ясно, что эта страна не подготовлена к тому, чтобы решать все свои вопросы по-социалистически. Там огромное засилье религии, почти сплошная неграмотность, отсталость в экономике ну и так далее. Вспомните учение Ленина о революционной ситуации. О какой революционной ситуации может идти речь в Афганистане? Там нет такой ситуации. Мы можем удержать их революцию только с помощью своих штыков, а это совершенно недопустимо для нас. Мы не можем пойти на такой риск.