Внезапно меня кто-то похлопал по спине, и снова вернулась тревожность. Уже многие выражали мне одобрение по поводу замечательной безоговорочной победы над хеттами, как лицемеры из дворца не замедлили ее окрестить… Мне приходило в голову, что они могли заниматься восхвалением еще до начала самой битвы. Новости распространяются быстро, а я, наверное, был одним из первых солдат, вернувшихся с поля боя, и эти люди были благодарны мне за то, что я сражался за них.

Этот непринужденный жест подействовал на меня сильнее любого лекарства и настолько тронул меня, что по моим обветренным щекам потекли слезы, несмотря на все попытки сдержать их, и я проникся еще большей симпатией к этому маленькому селению.

Похлопывания становились все сильнее, и, к сожалению, мое присутствие – все заметнее, хотя в этот момент раздавались только поздравления и пожелания счастья.

Пышнотелые женщины принесли мне сладостей и еды, в моем распоряжении были кувшины пива и настоек, которые у меня было время распробовать.

Как-то так вышло, что я оказался в гуще толпы, идущей к храму, и из безопасного положения в конце переместился в более заметное в начале процессии. Я был взволнован и обрадован. И осознал, где нахожусь, только перед самым храмом. Вскоре люди, окружавшие меня, расступились, и теперь я один возглавлял процессию.

Я заметил, что перед храмом стоят корзины, сплетенные из ивы и папируса, которые были наполнены первыми плодами нового урожая, предназначавшимися в дар богине.

Здесь были все виды салата, инжир, гранаты, виноград, дрожжи, соль, пряности, сливочное масло, яйца, мука, кувшины с пивом, рыба – окуни, сазаны, щуки, угри, – миноги, маленькие ракообразные, мед, финики, фасоль, горох, бобы, чечевица, нут, чеснок, кабачки, смоква, пшеница, ячмень, лен, миндаль, орешки пинии, кунжут, перец, лук-порей, редис, баклажаны, яблоки, дыни, плоды ююбы и пальмового дерева, авокадо, зелень и, конечно же, хлеб самых разных видов: белые конусы, которые используют как подношение мертвым, ломти, лепешки, хлеб из муки грубого помола, квадратный хлеб, круглый, треугольный, полукруглый, большой, длинный, плоский, с начинкой, в форме коровы, козы, женщины и так далее…

Здесь же было мясо всех видов, кроме ягнятины и баранины, считавшихся принадлежностью жрецов из‑за сходства этих животных со священным Амоном, а в данном случае исключалась, разумеется, и говядина, чтобы не обидеть Хатхор, которую почитали в образе небесной коровы.

Я поразился, сравнив этот праздник с праздником в Ахетатоне, на котором жертвоприношениями служили драгоценные камни и дорогостоящие предметы, такие как гребни, благовония, прекрасные небольшие вазы, наполненные самыми различными редкими веществами, в том числе лечебными отварами и другими снадобьями…

Какими ценными казались мне сейчас жертвоприношения этих скромных людей, которые с большой радостью подносили его богине! Для них это было настоящее богатство, дороже, чем сокровища для праздных жителей в прежней столице Египта.

Неожиданно я оказался главным объектом внимания на этом празднике. Я стоял совсем один, с одной стороны на некотором расстоянии от меня стояли люди, с другой стороны возвышался храм. Тревога зазвучала в моем замутненном спиртным сознании.

Я никоим образом не был готов к тому, что произошло далее.

Из храма вышла группа жриц, пританцовывая. Я предположил, что это ритуальный танец в благодарность богам.

Они были почти обнажены и необычайно сладострастно двигались.

Я смотрел на них как зачарованный, пока не понял, что нахожусь в центре небольшой площадки… и жрицы танцуют вокруг меня!

Казалось, они предлагают мне себя. Они приближались и удалялись, следуя ускоряющемуся ритму музыки. Одна из них с улыбкой посмотрела на меня, и я попытался коснуться ее, вытянув руку, но она с плутовским видом быстро отошла, все так же пританцовывая, оставив меня на виду у всех с вытянутой рукой. Все заулыбались, а я покраснел.

Они смеялись над моим смущением, веселье было общим, ритм все нарастал, в конце концов танцовщицы попадали на землю вокруг меня. Зрители разразились одобрительными криками. Одна из танцовщиц, одетая с большей пышностью, чем другие, что, вероятно, соответствовало ее высокому положению в храме, подошла ко мне.

Не говоря ни слова, она взяла меня за дрожавшую руку, от страха и возбуждения покрытую потом, и подмигнула мне. Ее лицо казалось странно знакомым, но она прервала мои размышления, начав говорить громко, чтобы расслышали все присутствующие:

– Мы принимаем этого приезжего, и пусть его самоотверженность и наше жертвоприношение будут приняты богами вместе с просьбой о том, чтобы урожай был обильным, а земля снова была бы плодородной.

Я все понял.

Это был праздник спаривания!

Он завершал период сева и ознаменовывал начало уборки урожая, но не праздновался в городе Солнечного Диска, где его запрещали, потому что он посвящался не только Атону.

Я слышал разговоры об этом празднике. Жрицы отдаются в эту ночь чужестранцам не ради плотских утех, а с религиозной целью, отдаются с жаром для того, чтобы земля была плодородной. И их совершенно не упрекают родные, более того, этим они завоевывают уважение общины, а наиболее красивые молодые женщины высокого положения оспаривают друг у друга честь быть введенными в храм для ритуала священного спаривания.

Конечно, я не был чужестранцем, но в военное время, при явной ненависти к чужакам, для подобного обряда нельзя было найти никого лучше солдата, только что пришедшего с победой. Народ воспринял это как чудесное предзнаменование, поэтому их радость с моим появлением возросла.

Я открыл рот от удивления. Не мог поверить. Я собирался оставаться незамеченным, а вышло так, что привлек к своей персоне взгляды всех, словно сам фараон, и вызвал бурное ликование.

Лицо той, что взяла меня за руку и повела внутрь храма под крики и шутки присутствующих, все же было мне знакомо.

Двери храма закрылись за моей спиной, заглушив финальные рукоплескания, и жрицы расслабились после своего выступления.

Я оказался в прихожей, откуда не мог выйти, не совершив очищения. Теперь я видел, что храм посвящен богине Хатхор, и это меня сильно обрадовало, поскольку для меня было бы довольно сложно служить Амону таким образом, не говоря уже о том, что я оказался бы прямо в когтях льва.

Девушки (некоторые были почти девочками) принесли воду и нежно омыли мое тело, снимая повязки с необычайной осторожностью, обрабатывая раны и снова бинтуя их благоуханным газом, прежде благословленным богиней.

Мне выбрили все тело и умастили ароматическим маслом и дорогими благовониями. Это состояние было для меня гораздо менее привычным, чем то, что я испытывал, идя под палящим солнцем в полном вооружении. Я стал скользким, словно угорь.

Верховная жрица ввела меня за руку в зал богини. Это была невероятная честь, которой удостаивались немногие посвященные, и пусть не с пылом, но с почтением я следовал за таинственной женщиной и соблюдал ритуал, как она мне подсказывала тихо, но так уверенно, что меня завораживал ее голос.