Рамзан на секунду задумался, цыкнул сквозь зубы и объявил:

– Хорошо. Я сделаю это. – Мальчишка сломался! Хамид был прав, он действительно оказался жаден! – Но отсюда по энергоблоку не попасть. Нужна другая позиция, ближе к станции, чтобы были видны ориентиры для топопривязки.

Ахмед поспешно достал из сумки, где держал спутниковый телефон, карту-схему автомобильных дорог Калужской области и, развернув ее, показал Рамзану:

– Вот дорога на Боровск, – он показал на карте извилистую красную линию. – Она проходит всего в пяти километрах от Обнинской АЭС. – В действительности Ахмед не знал точное расстояние. Определить его по карте, где вообще не была обозначена атомная электростанция, не представлялось возможным. Но для большей убедительности он решил назвать конкретную цифру. – Здесь, – палец Ахмеда заскользил по извилистой линии автомобильной дороги, – дорога проходит по холму, откуда корпуса АЭС видно как на ладони.

Это не было ни правдой, ни ложью. Ахмед понятия не имел, какой вид открывается с вершины указанного холма, потому что никогда там не был. Но он помнил секретную компьютерную карту ЦРУ, которую показывал ему его куратор из Центрального разведывательного управления. И на той карте холм на пути к Боровску был отмечен как самая высокая точка в окрестностях Обнинской АЭС.

Рамзан долго, дьявольски долго разглядывал развернутую перед ним карту, после чего сказал:

– Что ж, попробуем.

Если минометчик считает, что технически задача выполнима, значит, еще не все потеряно. Решено – больше никаких звонков в МЧС. Глобальной цели нужно добиваться последовательными шагами. Сначала взорвать реактор, тем самым посеяв панику в России и во всем мире. Потом объявить о создании новой исламской организации. Собрать пожертвования на продолжение священной войны. На эти деньги набрать и подготовить новых бойцов. А вот когда с их помощью он проведет новую акцию, то правительство какой угодно страны, напуганное взрывом российской АЭС, заплатит любой потребованный выкуп. Ахмед усмехнулся собственным мыслям. Как же ошибается полковник Бондарев и его коллеги, считая, что все закончилось. Ничего пока не закончилось. Просто Карающий Ахмед поменял правила игры.

Ахмед снова выглянул из кабины и, встретившись взглядом с Хамидом, распорядился:

– Бросай домкрат и давай в машину.

Ахмадов поспешно запихал домкрат и баллонный ключ в инструментальный ящик и с облегчением снова уселся за руль. В кабине «КамАЗа» он чувствовал себя куда более безопасно, чем на обочине Калужского шоссе, где на глазах проезжающих мимо водителей ему приходилось изображать замену спустившего колеса, совершенно не представляя, как это следует делать.

Я обмер. Все поплыло перед глазами, ноги подкосились, и я чуть не рухнул вниз. Не представляю, каким образом удержался на вершине опоры.

– Убит?! Ранен?!

Вместо ответа из наушника донеслось только тяжелое дыхание. Тут уже я буквально взорвался:

– Что ты молчишь?! Ранен?! Убит?! Отвечай!

– Без сознания, – все тем же дрожащим голосом произнес Ворон. – И пульс едва прощупывается… Проникающее ранение груди… Да еще в двух местах: в область сердца и правого легкого.

Я понял, что Ворон сейчас расплачется и нужно немедленно заставить его взять себя в руки. Если только он сорвется в истерику, мы уже точно не сумеем помочь Сверчку.

– Заткнись и слушай! – грубо, но иначе было нельзя, приказал ему я. – Если Сверчок все еще жив, значит, сердце не задето. Ты понял? Его еще можно спасти. Бери его на плечи и бегом к станции. Напрямую, через поле, до въездных ворот не более километра. Ты должен успеть. Вперед! – С вершины опоры я увидел, как Ворон взвалил Сверчка на спину и бросился через полосу отчуждения к атомной станции. – Тебя встретят, я сейчас же свяжусь с генералом! – крикнул я ему вслед, точнее, в микрофон собственной рации.

Понимание того, как это сделать, пришло уже позже. Ведь перед атакой засевшей на вершине высоковольтной опоры террористки я оставил свою вторую рацию Ворону.

С лестницы я слетел, наверное, за несколько секунд. Ухватился руками за боковые вертикальные стойки и съехал вниз, как по трубе. Отбил и ободрал в кровь все пальцы, удивляюсь, как не сломал. Но я бы без сожаления пожертвовал всеми своими пальцами, лишь бы Сверчок остался жив. Оказавшись на земле, я бросился к опушке, откуда мы с Вороном разглядывали в бинокль мачту ЛЭП. Никогда я еще так не бегал. И откуда только силы взялись, хотя казалось, что во время штурма засевшего на вершине опоры корректировщика, то есть корректировщицы, выложился без остатка. Продрался через кусты, из-за которых Ворон наблюдал за террористкой, и, остановившись в нерешительности, зашарил взглядом по сторонам. Внизу, под ногами, лишь одна притоптанная трава. Я принялся раздвигать ее руками – ничего. Пусто. Готовый взвыть от отчаяния, я поднял взгляд и сразу увидел рацию. Она висела всего в метре от меня на ветке куста. Непонятно, как я не заметил ее сразу. Очевидно, Ворон повесил рацию на куст, как только получил ее от меня. Я судорожно схватил радиостанцию и, вдавив до отказа клавишу передачи, вызвал генерала. Он ответил сразу – ждал сообщения нашей группы.

– Корректировщик уничтожен, его рация разбита, целеуказатель захвачен! – на одном дыхании выдал я то, чего с нетерпением и надеждой ожидал Углов, и объявил о нашей трагедии: – Сверчок тяжело ранен: двойное пулевое ранение груди! Нужна срочная операция! Ворон с ним следует на станцию. Его нужно встретить!

– Я понял! – сейчас же ответил Углов. Нашего командира всегда отличала способность мгновенно схватывать суть и так же быстро принимать необходимые решения. – Наша машина будет у въездных ворот. А операционную в ближайшем госпитале я распоряжусь приготовить немедленно. – Когда идет речь о ранении кого-то из наших бойцов, любую больницу генерал называет госпиталем. Такая привычка у него еще со времен Афгана.

Сообщив мне о предстоящих распоряжениях, Углов неожиданно спросил:

– Ты сам сейчас где?

– На месте, – ответил я и поспешил уточнить: – У опушки, возле опоры, служившей наблюдательной позицией…

Углов не дал мне договорить:

– Как отправим в госпиталь Сверкунова, я сам с тобой свяжусь. А пока изучай вещественные доказательства. Все, СК,[5]– и он отключился.

Что ж, придется изучать вещественные доказательства, хотя куда с большей охотой я бы взялся доставить в госпиталь Сверчка. Но прежде чем вернуться к высоковольтной опоре, я сообщил Ворону по оперативно-боевой рации, что у въездных ворот АЭС его будет ждать наша машина.

– Вижу, – буркнул он мне в ответ на бегу.

Молоток! Он уже близко, и, значит, шансов спасти Сверчка стало все-таки чуточку больше.