– Если мы едем, нужно трогаться, – напоминает она. – Впереди еще много миль. И, Гвен… если он так умен, как ты считаешь, он клонировал сим-карту этого телефона. Он видит все твои поисковые запросы и их результаты. И отслеживает звонки. Если ты позвонишь кому-нибудь – ТБР, ФБР, кому угодно, – он будет знать. И исчезнет, как призрак, прежде чем мы натравим на него кого-нибудь.

– Значит, или мы, или никто.

– Думаю, да, – соглашается она. – Пока у нас не будет доказательств. Если только ты не хочешь поставить жизни своих детей на то, что он не выполнит свои угрозы.

На это я ничего не отвечаю. Просто приступаю к работе.

* * *

К тому времени, как я заканчиваю, мой блокнот исписан почти полностью. Бумажная версия онлайн-карты – просто на всякий случай. Грубый набросок с карты Сала-Пойнт, включая залив.

Я нахожу еще больше материалов о семье Уотсонов. Консервный завод покинут и заперт, ветшает без присмотра. Дом Уотсонов, судя по всему, расположен поблизости; то и другое находится на берегу залива – Кулли-бэй, как указано на карте.

Маяк все еще стоит, но выглядит это место весьма мрачно.

На заправке я покупаю новый одноразовый телефон и активирую его, прежде чем снова отправиться в путь. Нам, вероятно, понадобится что-то, что Джонатан Уотсон не может контролировать. Какой-нибудь способ вызвать помощь, если она нам потребуется.

Надеюсь, этого будет достаточно.

Я не советуюсь с Кец. Просто закапываю телефон, который дал нам Джонатан, в гору мусора в огромном промышленном контейнере сбоку от заправочной станции. МалусНавис уже знает, что мы едем в нужном направлении. И я не собираюсь давать ему больше никаких преимуществ.

Дорога к Сала-Пойнт после гладкого федерального шоссе кажется совершенно отвратительной. Указатели свидетельствуют, что мы направляемся по нужной трассе, но, судя по ее состоянию, она давно заброшена. Лес по обочинам мрачный и неухоженный, а когда он уступает место низкой болотистой растительности, она выглядит еще более угрюмой. Аллигаторы греются на солнышке, высунувшись из грязных прудов, и я смотрю в оба, чтобы не наехать на одного из них, если ему вздумается пересечь дорогу.

Такое ощущение, что мы едем в никуда, потом впереди виднеется перекресток, и полинявший от непогоды, простреленный дробью щит возвещает: САЛА-ПОЙНТ. Я сворачиваю на дорогу, которая по виду ничуть не лучше, чем предыдущая, а по ощущениям – куда хуже. Местность выглядит дикой и опасной. Вероятно, это что-то вроде заповедника дикой природы, или же застройщикам хватило одного взгляда, чтобы понять: эта болотистая местность без единого промышленного предприятия не стоит освоения. Животные победили – видимо, раз и навсегда.

Мы на месте.

«Тебе нужно мыслить, опережая его, Гвен. Ты подготовилась. У тебя теперь есть оружие и знание местности. Думай, как охотница – ты и есть охотница. Если будешь играть в обороне, ты проиграешь». Я ожидала, что шепот в моей голове будет принадлежать Мэлвину – это всегда бывает Мэлвин. Но этот голос назвал меня Гвен.

Голос в моей голове, теплый, тихий и любящий голос… это голос Сэма. Мои глаза наполняются слезами, но на этот раз не от боли – от признательности за то, что теперь меня незримо сопровождает Сэм.

От признательности за то, что Мэлвин наконец-то умолк.

Когда я сбрасываю скорость, Кец просыпается. Она спала недолго и некрепко, однако, когда протирает глаза и спрашивает: «Мы близко?», голос ее звучит ясно. Настороженно и напряженно.

– Пара миль до городка.

– Черт. Нужно было выкинуть телефон после того, как мы узнали все, что могли.

– Я и выкинула, – говорю я ей. – На заправочной станции примерно в полутора сотнях миль отсюда. Но к городку ведет только одна дорога. И у него наверняка здесь есть глаза.

Городок выпрыгивает на нас неожиданно, словно преследователь из темноты. Мы огибаем поворот на ухабистой, рассыпающейся дороге, и перед нами вдруг возникают здания. Немного – примерно дюжина их сгрудилась вокруг главной дороги. Два или три перекрестка без светофоров, только с проржавевшими знаками «Стоп». Первый квартал, через который мы медленно проезжаем, заброшен; старая автозаправка давным-давно не работает, островки, на которых когда-то возвышались бензоколонки, сиротливо пусты. Бесполезная табличка «Сдается в аренду» криво висит в окне. Пара безликих квадратных зданий выглядит так, словно их строили во времена «американской старины» – как минимум, в начале девятнадцатого века. Ни окон, ни дверей – пустые оболочки, ждущие, пока время разрушит их.

А потом неожиданно появляется ярко-красное строение, бросающееся в глаза неоновыми вывесками и въездами для машин. Реклама гласит, что в ресторане быстрого питания «Соник» можно приобрести наггетсы, бургеры, коктейли… но он тоже пуст. Закрыт. Я смотрю на свои часы: уже почти девять часов утра, так что, полагаю, скоро заведение откроется.

В следующем квартале мы видим открытое кафе, которое выглядит так, будто находится на этом месте вот уже много поколений, и дела у его владельцев идут неплохо – для Сала-Пойнт, конечно: три столика, которые мне видны, заняты посетителями, снаружи на улице стоит парочка старых пикапов. Антикварная лавка, которую я видела на веб-сайте, пуста, только на витрине все еще красуется написанное краской название, а под ним видна табличка «ЗАКРЫТО НАВСЕГДА».

Тут я замечаю еще кое-что: ярко-оранжевый плакат, приклеенный скотчем к двери пустующего магазинчика, и на нем огромными, жирными черными буквами напечатано:

Я нажимаю на тормоз с такой силой, что нас обеих бросает вперед, и Кец сердито смотрит на меня, пока не замечает плакат.

– Черт, – бросает она. – Гвен… там есть еще что-то. Кажется, конверт.

Я сдаю назад и паркую «Хонду» у тротуара. На улицах не видно ни души. Единственные признаки жизни видны в кафе, но я не смотрю в ту сторону. Я чувствую себя выставленной напоказ. Было бы так легко нанести нам удар прямо здесь… Выстрел из винтовки с низкой крыши – и наши мозги размажутся по стенке. Меня охватывает неистовое желание врубить скорость, резко развернуть машину и убраться отсюда ко всем чертям. Потому что, что бы ни ждало нас здесь… это будет тяжело.

Я делаю глубокий вдох и выхожу из машины.

В нос мне бьет отвратительный запах, которым пропитано это место. Гниль, разложение, отдающее серой; может быть, это вонь от старого консервного завода, которую несет издалека морской бриз. Влажность липнет к моей коже, точно отсыревшая шерсть. Я слышу, как Кец открывает дверцу машины, но не оглядываюсь назад. Твердым шагом подхожу к оранжевому плакату, к которому все тем же скотчем прилеплен белый конверт. Я срываю его и вскрываю. Строки, написанные крупным наклонным почерком. Ошибиться невозможно.