некоторым удовольствием сказала я. – Он по приказу хозяина принес мне верхнюю одежду, чтобы я не замерзла.

Домовой поскучнел:

– Этот не забудет, с кем хозяин ушел. Чего вы ждете, Елизавета Дмитриевна? Вдруг каждая минута промедления отнимает от жизни вашего гостя столько, что оба целителя не восполнят?

Я решилась и потянула за один неубранный кончик. Плетение поддалось, словно распускающийся носок, иногда чуть легче, иногда приходилось подковырнуть. Чужая магия в руках не задерживалась, уходила как песок сквозь пальцы, но это и к лучшему: я понятия не имела, как ее пришлось бы рассеивать, если бы она оставалась у меня в руках. Подозреваю, что только подрывом, благо двор при доме имелся и был даже небольшой сад, которому эксперименты точно не пошли бы на пользу. Не тронутые пока плетения тускнели, словно их поддерживала только подпитка от соседних, пока наконец на двери не осталось защиты вовсе, и я прикоснулась к ручке.

– Елизавета Дмитриевна, не трогайте! – послышался испуганный голос Владимира Викентьевича. – Это опасно. Там защита. Если ее сейчас не видно, это не значит, что ее нет.

Надо же, а я не услышала, как они спустились. Оба: Тимофеев тоже стоял рядом и выглядел встревоженным. А вот Мефодия Всеславовича, который мог бы предупредить о свидетелях, напротив, не было.

– Ее нет. Я сняла.

– Вы? Защиту Ли Си Цына?

– Он ставил временную и не убрал хвостики.

– Непредусмотрительно, – заметил Тимофеев.

– Или предусмотрительно, если думал, что ему понадобится помощь.

Я открыла дверь, и мы втроем ввалились в комнату, причем целители меня вообще попытались оттереть. Будь их воля, внутрь и не пустили бы. Взгляд сразу упал на кучу одежды на шатком стуле, а уж потом я заметила лежащего на полу лиса.

Оставшийся зверь Ли Си Цына выглядел куда жальче моей лисы, когда я решала, быть ей или уйти: заморенный, со свалявшейся шерстью и лысоватым единственным хвостом. Он лежал так, словно пытался дойти до двери, но не смог. Из приоткрытой пасти свешивался язык, совершенно сухой и покрытый белым налетом. Целители застыли. Судя по тому, что на пациента плетений не отправляли, пока изучали ауру, которую я видеть не могла. Хотя… Что-то похожее на дополнительный смутный силуэт промелькнуло и почти сразу слилось с телом лиса. Но что-то похожее на неприятную черную кляксу с узким коротким хвостиком там, где расположено сердце, заметить я успела.

– Беда, – вздохнул Владимир Викентьевич. – Это ж надо было так себя довести. Связь совсем слабая. Если зверь умрет, умрут оба.

– С чего бы ему умирать? – возмутился Тимофеев. – Мы уже здесь. Я же говорил, что моя помощь понадобится. Как думаете, Владимир Викентьевич, лучше…

Они начали перебрасываться терминами, решая, кто за что отвечает и кому что придется делать. Наконец с рук обоих целителей полетели зеленые плетения, обволакивающие несчастного лиса и дающие надежду, что с ним непременно будет все в порядке. Я как можно незаметнее подхватила шкатулку с артефактом, на которую пока никто не обращал внимания, и убрала ее за спину. В карман бы положить, но не влезет. Я убедилась, что целители достаточно заняты, чтобы не отвлекаться, тихо позвала домового и попросила его спрятать опасную штуковину. Он кивнул и исчез вместе со шкатулкой.

Тем временем лис перестал выглядеть умирающим, оставшись просто очень худым и несчастным.

– Подкормить бы его, – заметила я.

– Не стоит, – важно ответил Тимофеев. – У него слабая связь с человеком, может порваться, а так по необходимости начнет подпитываться и усилит. Напоить бы и положить на что-то мягкое.

– Я к себе возьму, – решил Владимир Викентьевич.

Он наклонился и поднял лиса на руки. Тот повис, как меховое манто, довольно облезлое, надо признать. Моя утраченная горжетка выглядела куда представительнее.

– Присмотрите заодно, – согласился Тимофеев.

Владимир Викентьевич кивнул и направился к лестнице, оставив нас.

– Его знатно приложило. Что за ритуал он проводил? – Тимофеев все же был слишком любопытным.

Но даже если бы у меня появилось желание ответить, сделать бы я это не смогла: клятва не дала бы:

– Извините, но это не моя тайна.

– Нет так нет, Елизавета Дмитриевна, – легко согласился он. – Время уже позднее. Вы не передумали идти завтра к следователю?

– Разумеется, нет.

– Тогда я, пожалуй, зайду утром. Необходимости в моей помощи с пациентом более нет, – решил он и уверенно направился к выходу.

Подскочившая горничная подала ему пальто и шляпу.

– Я вам необычайно благодарна за все, что вы сделали для несчастного Ли Си Цына, – спохватилась я. – А с Борисом Павловичем точно будет все в порядке?

– Не такой уж он несчастный. А точно или не точно, будет известно, только когда он в себя придет. Умирать вроде передумал.

– А когда он в себя придет, Филипп Георгиевич? – уточнила я, когда Тимофеев уже стоял на пороге.

– Скорее всего, к утру.

Но к утру Ли Си Цын в себя так и не пришел. Продолжал то ли спать, то ли находиться в бессознательном состоянии. Одна радость: язык уже не свешивался из пасти, а сам зверь не валялся тряпочкой, а свернулся во вполне себе узнаваемый клубок. Пришлось Владимиру Викентьевичу остаться с ним, и к следователю мы пошли вдвоем с Тимофеевым.

Глава 35

Несмотря на договоренность о том, что следователь примет нас поутру в определенное время, пришлось посидеть в приемной. Суровой такой приемной, с позолоченной табличкой на двери и важной секретаршей, встающей стеной на пути желающих попасть в кабинет. В моем представлении следователи должны быть обрамлены антуражем поскромнее, но этот, видно, занимался исключительно делами императорской фамилии и должен был соответствовать. Поэтому и принять нас вовремя никак не мог: то ли действительно был занят, то ли показывал свою важность – боги его знают. Но возможно, это и к лучшему, так как буквально через пять минут появились родители Николая. Анна Васильевна выглядела настолько хищно, что возникни здесь Ольга Александровна – выдранными волосами не отделалась бы. Волчица собиралась защищать своего волчонка до последнего, пусть тот был уже взрослый и немного хомяк. Петр Аркадьевич тоже выглядел скорее собранным, чем встревоженным неопределенной участью сына. Правда, ни следа его обычной жизнерадостности на лице не было. Как ни странно, сейчас он тоже выглядел хищником, ступившим на тропу войны. И даже больше хищником, чем жена. Я даже засомневалась: возможно, я не все знаю про хомяков?

– Лиза, что вы тут делаете? – удивленно спросил Петр Аркадьевич.

– Ждем, когда нас примет следователь.

– Вас вызывали?

– Мы, точнее Филипп Георгиевич, договорились о встрече. – Я указала на спутника, не желая присваивать чужие