9 февраля капитан 1 ранга Белли с кораблем, 2 фрегатами и шхуной получил повеление показаться на высоте Катарского залива, снестись с г. Санковским, доверенною особою при Черногории, подать кагарцам надежду в нашем покровительстве и пособии, потом, учредя блокаду в канале Каламоша и между островами Меледо и Агастою, не допускать французов в Катаро; за сим ожидать следствий, я если народ пожелает освободиться от неприятеля, то принять деятельные меры для занятия их области. Капитан Белли заслуживал такое важное поручение прежним своим служением"9.

Крейсирование Белли с данной ему частью сенявянской эскадры в середине февраля 1806 г. окончилось занятием Боко-ди-Каттаро. Вот как описывает это событие Броневский:

"20 февраля, когда ветер стих, курьер Козен на присланной от консула лодке уехал в Рагузу; через четыре часа Козен возвратился, и капитан, распечатав пакет, приказал поставить все паруса и идти на юг. Слабый ветер не соответствовал нашему нетерпению. Неверная карта и незнающий лоцман, вместо Катаро, привели нас к Антивари; почему принуждены будучи возвратиться к северу, уже к вечеру увидели мы покрытые сумрачными облаками высокие горы, закрывавшие от нас залив Боко-ди-Катаро. Несмотря на противный, с порывами дувший ветер, во всю ночь в глубокой темноте под рифленными марселями лавировали мы в устье залива между крутых скал, мелких островов и подводных камней при входе рассыпанных. 21 февраля, еще до рассвету, в густом тумане, при утихшем ветре, положили на якорь на рейде Кастель-Нуово. Тут нашли мы корабль "Азию", фрегат "Михаил", шхуну "Экспедицией" и шебеку "Азард". Последняя взята от французов следующим образом. 16 февраля капитан Белли, прибыв в Катаро, нашел свою шебеку стоящею под крепостью. Несмотря на покровительство австрийцев, народ принудил ее удалиться от крепости. Лейтенант Сытин с пятью гребными судами, под прикрытием шхуны "Экспедицион", ночью во время проливного дождя взял ее абордажем и столь нечаянно, что французы не успели сделать и одного выстрела. Она была вооружена 16 пушками разного калибра и имела 60 человек экипажа.

…Тайна нашего прихода сюда открылась, и мы с радостью узнали, что предприятие адмирала увенчалось щастливейшим успехом. Для лучшего объяснения происществий сего дня надобно обратить внимание на связь политических событий"10.

Приход русских круто изменил всю ситуацию: бокезцы набавлялись не только от австрийцев, но и от несравненно более грозной и, казалось, уже совсем неминучей опасности — от французских захватчиков, водворение которых грозило городу неисчислимыми экономическими бедами и полным разорением. Вступление в город русских моряков сопровождалось яркими, трогательными сценами.

"Бокезцы, узнав, что ныне… они уступлены Франции, которой владычество лишает их торговли, свободы и благосостояния, погружены были в мрачное уныние. Австрийское правительство" по одному сомнению в приверженности к России, притесняло знатнейших граждан. Один из них решился возвысить голос и в воскресный день сказал народу: "Пробудитесь от бездействия, уныние не прилично вам, братия мои! Мы стоим на краю гибели; бездна под ногами нашими! Отечество в опасности, одна стезя остается нам к свободе, меч и храбрость ваша покажут вам ее". Все бывшие в церкви, с отчаянием в сердце, с чувством жаркой любви к отчизне, поклялись умереть или избавиться от власти французов. Клики: "Кто есть витязь! К оружию, братия!" мгновенно ободрили упадший дух. В несколько часов, подобно быстротекущему пламени, все вооружились, даже в самой крепости Катаро в присутствии австрийского губернатора ударили в набат и объявили ему, что весь народ единодушно готов защищать вольность свою до последней капли крови. Не одна преданность к России, но польза общая и частная были причиною сего удивительного единодушия; нужно было только показаться российскому флагу, и весь народ вооружился, не было ни одного, который бы остался покойным или был противного мнения, и никто не сомневался в покровительстве российского императора. Многие бокезцы, служившие в нашей службе, более других желали сей перемены. Начальники же коммунитатов Ризанского и Кастель-Нуовского граф Савва Ивелич и граф Георгий Войнович наиболее оказали усердия и готовности к освобождению своего отечества. Отставной генерал-лейтенант граф Марко Ивелич, уроженец Ризанский, живший в доме своем как частный человек, по прежним поручениям в звания доверенной особы при Черногории, имея уважение и не действуя лично, вероятно, мог также принимать участие в столь смелом предприятии своих сограждан"11.

Таким образом, энтузиазм населения при высадке сенявинских моряков был бесспорен.

Казалось бы, все обстоит очень хорошо. Мало того. Прибытие эскадры к далматинскому побережью благотворно подействовало и на турок, даже на неукротимого Али-пашу: "Известный вам визирь Али-паша, который даже своего государя мало уважает, гордость свою весьма понизил", и вообще "соседственные турецкие начальники тотчас переменили со мной обхождение"12.

И вдруг, как гром среди ясного неба, падает удар: вернувшись из Боко-ди Каттаро на остров Корфу, Сенявин получает там 27 марта повеление Александра бросить все и уходить со всеми военными и транспортными судами в Россию, к черноморским портам!

Повеление Александра подписано было еще 14 декабря 1805 г., а до Сенявина добралось через три с половиной месяца, 27 марта 1806 г.! В наш век телеграфа и радио необходимо уже некоторое усилие воображения, чтобы представить себе тогдашние темпы. Подписал это повеление царь несколько дней спустя после Аустерлица, удрученный и обеспокоенный поражением, когда им временно владела лишь одна мысль: поскорее подтянуть поближе к России все сухопутные и морские силы, находившиеся вдали от родины. А получил это повеление Сенявин уже тогда, когда на театре военных действий, в Адриатике, шансы русских намного увеличились и сводить на нет ни с того ни с сего свои успехи не имело никакого смысла.

К счастью, от Адама Чарторыйского, бывшего тогда министром иностранных дел, прибыло более позднее распоряжение (от 8 февраля), которое дало повод несколько замедлить дело, и Сенявин решил не уходить вообще, пока не получит вторичного повеления о возвращении эскадры в Черное море. Другими словами, Дмитрий Николаевич положил "высочайшее" повеление под сукно. Это с ним бывало не в первый и не в последний раз. Он даже никому и не сказал ничего, "дабы не встревожить напрасно жителей Здешних островов, особливо же провинции Боко-ди-Каттаро".

Вот как объяснял Сенявин русскому послу в Вене графу Разумовскому положение вещей, вызвавшее в нем сначала глубокое разочарование, а потом решимость свести к нулю и оставить без выполнения царскую волю:

"В продолжение письма моего от 3 (15) марта относительно провинции Боко-ди-Каттаро имею честь сообщить вашему сиятельству, что на прошедших днях я сам был тамо и лично удостоверился о искренней приверженности тех народов к России, и что оная провинция как по сей причине, так и по самому положению ее может в случае нужды служить для содержания турок с той стороны в страхе и для обороны противу них, и я обо всем том ныне доношу высочайшему двору. Залив Боко-ди-Каттаро есть наилучший в свете, граница, окружающая провинцию, почти неприступна, так что при помощи черногорцев и малого числа наших войск безопасна от нападения многочисленнейшего неприятельского войска. Жители той провинции имеют до четырехсот судов, которые почти все сильно вооружены артиллерией и тем обеспечены от всякого нападения корсаров, и до пяти тысяч славных матросов. Оруженосцев же в одной провинции Боко-ди-Каттаро имеется до 12 000, и храбрость их довольно известна. Приверженность всех жителей вообще к государи" императору нашему столь велика, что готовы жертвовать не токмо собственностью, но и жизнью, и верить им можно в том несомненно. Я счел обязанностью для безопасного мореплавания преусердного сего к России народа учредить конвой как по Адриатике, так и по Черному морю. Положение и прочие выгоды сей провинции возбудили внимание также и других правительств, и желание оную приобресть и склонить черногорцев на свою сторону. Мне известно, что на сей конец была в Рагузе доверенная от английского правления особа. Употреблено было много труда, а еще более золота, и, может быть, успели бы англичане, если бы не воспрепятствовал им в том пребывающий в Каттаро агент наш господин Санковский, который, я могу уверить ваше сиятельство, есть человек предостойный и преусердный к службе государя императора.