– Ну, во-первых, Николай Павлович, это – не кличка, а позывной. Псевдоним, так сказать. Иной раз нужно тихо и коротко позвать человека – вот как раз на этот случай. А еще, когда я начинал собирать свой отряд, у меня было только пятеро казаков-добровольцев. Кстати, Андрей-Зингер – один из них. Потом из сотни еще казаки пришли, другие люди появились, стало нас около двадцати человек. Вот я их и называю – Первый Состав. Те из них, кто проявил себя в боях, получают позывной и, как знак особого расположения, – разрешение обращаться ко мне «командир» и на «ты».

– А не боитесь, что подобные разгильдяйство и фамильярность вам боком выйдут? – не унимается прапор. – Нижний чин к офицеру – на «ты»! Возмутительно!

– Николенька, подожди. Ты видел, какая дисциплина в отряде? Где ты там нашел разгильдяйство? – вступает в разговор Стефанов. И обращается уже ко мне: – Думаю, вы уже поняли, что я – не русский, а болгарин.

Дождавшись утвердительного кивка, продолжает:

– Я в отрочестве одно время интересовался былинами про богатырей. В том числе и рассказами про киевского князя Святослава. Он ведь у нас, в Болгарии, воевал с византийцами, даже хотел новую столицу своего княжества сделать в Доростоле. Вот мне пришло на ум сравнение. Ваш отряд напоминает княжескую дружину. Вы – князь, ваш Первый Состав – бояре-ближники, старшая дружина, остальной отряд – витязи… Вы понимаете, о чем я?

Ну, нифига себе!.. Вот уж сравнил, так сравнил!.. Где Святослав Игоревич, а где – я? Не надо тут мне самооценку поднимать и манию величия взращивать! И без того хреново!

– Да, Дмитрий Любомирович, я тоже интересовался историей тех времен. Но сравнивать меня с князем? Увольте! Я – не князь и в правители не лезу. Мне себя самого иной раз многовато бывает (Ага, два Дениса в одном флаконе), а уж на князя равняться? Его же с малых лет учили… Насчет сравнения отряда и дружины – скорее всего, вы правы, но с натяжкой. То, что Первый Состав – старшие дружинники, это – да. И спрос с них особый, больше, чем с других. И все они знают, что в случае их личной вины в чем-то, вылетят они в две секунды обратно. Да еще в них пальцами тыкать будут, мол, опростоволосился, Емеля.

– А как вы думаете, Денис Анатольевич, смог бы Святослав создать свою империю, если бы его печенеги не убили?.. В Болгарии многие историки считают, что это византийцы натравили степняков на князя.

Ну, блин, вы и вопросики подкидываете, да еще в самое неподходящее время. Хотя, все понимаю, – ожидание, нервы, хочется переключиться на что-то другое. Я, конечно, читал многое из того, что издавалось, но ведь тогда же появились и такие «гении», как Кандыба, Фоменко, Носовский. Уж не знаю, что они курили перед тем, как сесть писать… Ладно, к делу не относится!

– Возможно, Дмитрий Любомирович, но я встречал и другую версию. Святослав мешал не только Византии, но и, как ни странно, собственной матери, княгине Ольге с ее боярами-тиунами. Князь был отличным воином, хорошим военачальником и никудышным правителем. Он ведь только завоевывал новые земли, а об их обустройстве, соединении в одно государство думала княгиня. А когда поняла, что не сможет переубедить сына, а время и бояре поджимали, устроила руками печенегов побоище на Днепровских порогах. А если вспомнить еще и то, что Ольга была христианкой, а Святослав – язычником, и этих самых христиан он приносил в жертву Перуну, – вот вам и еще одна причина. А после посадила на Киевский стол Владимира, сына от рабы-ключницы Малуши, бывшей ранее древлянской княжной. И сделала это для того, чтобы теснее привязать древлянские земли к Киеву.

– Интересная версия. А где они жили, эти древляне?

– Юго-восточней, между Припятью и Днепром…

Болтаем еще минут десять на посторонние исторические темы, нервозность потихоньку исчезает. Вот и хорошо! А сейчас надо дальше делами заниматься. Вежливо прерываю разговор, зову своих казаков-опричников и иду смотреть ту самую голубятню.

По пустым гулким коридорам доходим почти до места. Пару раз вижу из окна проходящие мимо колонны немцев, горланящих на своем языке что-то бравурно-веселое. Редкие часовые у арсенала и хранилищ также обошли нас своим вниманием. Собравшись в кружки по интересам, беспечно стоят и дымят никотином. Перед тем, как проскочить единственное открытое место, долго и безрезультатно выглядываем супостатов, отсутствие которых, скорее, радует, чем наоборот.

Голубятня действительно представляла собой крохотный, метра три на три, домик, незаметно встроенный в стену цитадели, но, тем не менее, сделанный из кирпича. Внутри, как и говорилось – пустые клетки, прелая солома на полу вперемежку с птичьим пометом. Запашок – еще тот. Как в анекдоте: «Что, воняет? Нет, глаза режет!» Ну да нам здесь не жить. Осторожно, стараясь не скрипнуть, казаки открывают маленькие окошки, служившие, по-видимому, для запуска птичек. Становится светлее и легче дышать. Стараясь не выпачкаться, поочередно осматриваю местность через окна. Вон склады, которые скоро будут учиться летать вместе с часовыми, их охраняющими, точнее, делающими вид, что несут караульную службу. Стоят, ржут над чем-то своим, германским. Из другого окошка видны Полтавские въездные ворота в крепость. Третье показывает пустой плац, на котором шевелятся только какие-то бумажки и дым вдалеке. Насколько я понимаю, большинство находящихся в крепости немцев было занято тушением складов и подсчетом «счастья», которое им привалило благодаря головотяпству и тупости нашего генералитета.

Вообще, у меня все больше и больше крепнет ощущение, что сдача Ново-Георгиевска была заблаговременно запланирована свыше. Сначала не поддающаяся никакой логике шпионофобия с ярко выраженным еврейским акцентом и последовавшая затем бестолковая депортация «народа Израилева» в глубь страны, благодаря которой единственная железная дорога была забита вагонами с беженцами и стало невозможным что-либо ценное вывезти из крепости. Зато у главковерха появилась отличная причина эвакуировать из Варшавы различные художественные ценности, абсолютно ненужные во время войны. Интересно, где они теперь, эти статуи и картины, чей изысканный вкус они сейчас ублажают своим изяществом и красотой?..

Затем из крепости выводят боеспособный, освоившийся на местности гарнизон и заменяют его бестолковыми сорокалетними ратниками ополчения, которые ничего не знают, не умеют, да и не хотят ни знать, ни уметь. Берг рассказывал историю, услышанную от знакомого офицера. Старший сторожевого охранения докладывает при смене: «Подъезжал германский разъезд, так мы его не пустили, так как они пропуска не знают». Было бы смешно, если бы не было так грустно и печально.

И после всего этого, как апупеоз, комендант крепости играет с немцами в поддавки, сдавая сначала внешнюю линию фортов, затем внутреннюю и потом саму крепость, несмотря на еще существующую возможность обороняться. Германские пушки вели, скорее, беспокоящий огонь, нежели участвовали в штурме. И вот результат…

– Командир, там гансы оставляют только часовых у арсеналов, а сами уходят обратно. – Отвлекает от размышлений Андрей, сидевший наблюдателем. – И за стенами, кажись, музыка какая-то играет.