Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чу прижалась к стенке, и они кое-как разошлись на узкой лестнице. Дальше она поднималась в глубокой задумчивости. Итак, Чу пишет и читает по-монгольски. Возможно, это умеют все наньжэньские командиры в монгольской армии. Но… Чу ведь прочел ответ Фана. Из любопытства? Или были еще мотивы?
В тот раз, когда они с Оюаном набрели на гонца, беседующего со шпионом, последний сообразил, что коня вспугнули Оюановы призраки. Каждому солдату известно, что генерал у них непростой — огонь при его приближении начинает мерцать, звери рычат или убегают. Неудивительно, что шпион сложил два и два. Странно другое. Лошадь самого шпиона даже ухом не повела. Чжу знала, что кони со временем привыкают к параду призраков. Иначе бы Оюан и верхом ездить не смог. Не значит ли это, что шпион входит в ближайшее окружение генерала и его лошадь к духам давно привыкла?
Друзей у Оюана не было. Равно как и доверенных людей в высших эшелонах армии. Насколько Чжу понимала, генерал готов тратить свое время только на двоих командиров-наньжэньцев, которые примкнули к нему, еще когда он решил предать Принца Хэнани.
А вот это уже интересно.
Чжу поднялась на последний этаж, но направилась не к Оюану, как намеревалась изначально, а в комнату на другом конце коридора. Пинком распахнула дверь и вошла.
На полу лежали три бамбуковых матраса, но занят был только средний. Юйчунь подскочил, одеяло сползло с голого торса. Увидел, кто пришел. Выдохнул. Его обнаженная подруга испепелила Чжу взглядом и прошипела:
— Я вас попрошу!..
У Чжу сложилось впечатление, что она знает массу способов убить мужчину и всерьез подумывает пустить в ход один из них.
— Ну, если вам это так важно, подпирайте дверь чем-нибудь тяжелым заранее. Вы же не думаете, что мне интересно смотреть, как вы с моим младшим братцем практикуете цигун? — Взгляд Чжу упал на один очень примечательный предмет одежды, валяющийся на полу. — Постойте. Вы, часом, не одна из этих боевых монашек?
Женщина нахмурилась, и Чжу поспешно сказала:
— Без обид! Обожаю монашек! Монахи думают, они круче всех, но я вот что скажу: монашки их по этой части уделали. И пусть даже приходится все время носить черное — зато волосы стричь не надо! Ты хорошенькая, знаешь? Я бы сказал, что такая красота достойна лучшего применения, чем монашество, но… похоже, эту часть монашеских обетов ты охотно нарушаешь, прямо как некоторые мои знакомые монахи.
— В нашей школе не дают обет безбрачия, — с омерзением сказала женщина. — Очевидно.
— Ты, наверное, не затем явилась в Цинъюань, чтобы стать пираткой? Ну, если ты уже в сестринстве, — рассуждала Чжу. — Хочешь выиграть награду? Откуда ты знаешь, что Фан Гочжэнь сдержит слово? Мало ли мужчин наобещают женщине золотые горы, а потом выкидывают ее за порог с медной монеткой?
Женщина нахмурилась. Видимо, как истинная монашка, чувством юмора она не отличалась — тем забавней было, что в постель она прыгнула не к кому-нибудь, а к балагуру Юйчуню.
— Слово Фана Гочжэня крепко. Одна из моих сестер выиграла состязания четыре года назад, и он сдержал обещание. Она попросила его разбить корёских пиратов, которые разорили ее родную деревню, когда она была ребенком. Так, чтобы они никогда больше носа не казали на южное побережье Цинъюаня. И он разбил. Хотя на это потребовались год и весь его флот.
— Хм, ну раз так, он может побороться за звание самого честного человека в Великой Юани, — ответила Чжу. Она была впечатлена. — Не знаю, правда, кто с ним будет соревноваться. Назови мне человека, который в наши трудные времена не нарушил бы слово разок-другой — и при этом выжил и даже поведал всем о своей честности.
Чжу болтала вроде бы не всерьез, но в голове уже рождалась идея. Грубый ответ Фана вызывал беспокойство. Ее королевская репутация, а также тот факт, что она почти целиком завоевала земли Мадам Чжан, должны были вызвать его уважение. Не говоря уж о том, что теперь, когда генерал Чжан мертв, единственным обладателем Мандата является Чжу. Разве пират не видит, что ее победа неизбежна? Впрочем… всегда неплохо иметь козырь в рукаве.
— Младшая сестра, прошу, поверь, абы к кому я бы с такой просьбой не обратился. Но ты, кажется, не из стеснительных… — Чжу вытащила из-за пояса кошелек и соблазняюще взвесила его на руке. — Сколько стоит твоя одежда?
Возможно, монашка все-таки не была лишена чувства юмора, потому что ответом Чжу стал взрыв смеха.
— Только не говори мне, что ты сам положил глаз на эту награду, малыш. Тебе мои одежки как раз впору будут! Но если ты решил участвовать в состязаниях, то лучше не надо. Фана Гочжэня подобной маскировкой не обманешь. Мужики пытались уже пролезть обманом — их всегда раскрывали. А Фан Гочжэнь честен с друзьями и теми, кому дал слово, зато безжалостен к тем, кто хочет этим воспользоваться.
Впрочем, настаивать девушка не стала. Монашки славятся не только крепостью тела, но и крайней практичностью. В итоге гостья ушла в одной рубашке, сжимая в руке пригоршню серебра Чжу.
— Ни разу еще не платил девушке столько за веселую ночь с другим, — прокомментировала Чжу и повесила кошель обратно на пояс.
— Твоя вина, что носишь с собой столько денег. — Юйчунь, чьи надежды на продолжение любовных приключений развеялись, когда монашка ушла, сочувствием не проникся.
— Говори что хочешь о монголах, а по-моему, очень жаль, что бумажные деньги не прижились, — задумчиво заметила Чжу. — Насколько это удобней в дороге. Хотя чудовищно тяжелый кошелек на боку все же служит противовесом, когда ты однорук!
В отличие от Чжу и Оюана, которые вытребовали себе отдельные комнаты по причинам, которые ни он, ни она не горели желанием открыть миру, Юйчунь поселился вместе с Чу и Гэном. Чжу посмотрела на пожитки Чу, лежавшие на крайнем справа матрасе.
— Вы же со старшим командиром Чу хорошо ладите, да?
— Он вроде неплохой мужик. — Юйчунь свил себе гнездо из одеял и устроился поудобней. — Хоть шутки понимает, в отличие от своего отмороженного генерала. А уж когда напьется… Ты к чему вообще спрашиваешь?
Чжу свернула монашескую рясу и сунула ее под мышку.
— Позови его выпить где-нибудь в городе сегодня вечером. А на обратном пути, — сказала она, — убей.
* * *
Чжу слегка позабавило, что именно Оюан поселился в самой приятной комнате во всем постоялом дворе. Вместо матраса там оказалась треугольная лежанка в углу, а полы, по счастью, были ровные, занозу не посадишь. В комнате имелись даже бамбуковые ставни,