Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поздней осенью 1979 года, возвратившись из Афганистана, генерал армии И.Г. Павловский – главнокомандующий Сухопутными войсками доложил о том, что нет никакой необходимости вводить наши войска в Афганистан. Но его голос так и не был услышан. Не приняли во внимание и веские аргументы Генерального штаба. Маршал Н.В. Огарков, маршал С.Ф. Ахромеев и генерал армии В.И. Варенников специально ходили на доклад к министру обороны маршалу Д.Ф. Устинову доказывать, что наше военное вмешательство приведет лишь к усилению мятежного движения в Афганистане.
24 декабря Д.Ф. Устинов объявил: руководство приняло решение ввести войска в Афганистан. О боевых действиях и речи не было. Имелось в виду, что войска возьмут под охрану важные объекты.
Но оппозиционеры не дремали, они подняли народ: «Мы – верные, а пришли – неверные».
27 декабря новая весть из дворца: X. Амин отравлен, но советские врачи Алексеев и Кузнеченков все-таки его спасли. В 19 часов 25 минут начался штурм дворца Тадж-Бек. Амин был убит, погибли и два его сына.
28 декабря «Правда» опубликовала «Обращение к народу» Б. Кармаля: «Наконец после жестоких страданий и мучений наступил день свободы и возрождения всех братских народов Афганистана. Мы разбили машину пыток Амина и его приспешников – диких палачей, узурпаторов и убийц десятков тысяч наших соотечественников – отцов, матерей, братьев, сестер, сыновей и дочерей, детей и стариков. Эта кровожадная машина полностью разваливается до последнего кровавого винтика… Разрушены бастионы деспотизма кровавой династии Амина и его сторонников – этих сторожевых псов сардаров Надир-шаха, Захир-шаха, Дауд-шаха, наемников мирового империализма во главе с американским империализмом. От этих бастионов не останется камня на камне. Рушатся последние остатки цитадели национального и общественного гнета на нашей любимой Родине».
Б. Кармаля восприняли благожелательно не все слои общества, в том числе и в армии. В тех соединениях и частях, где большинство командного состава состояло из халькистов, не верили парчамисту Кармалю.
Афганская армия отличалась слабой боеспособностью, и вся тяжесть вооруженной борьбы с контрреволюционными отрядами ложилась на 40-ю армию. Но советские войска не были подготовлены к партизанской войне. Попытки командования организовать преследование мелких групп душманов не приводили к успехам. Душманы удачно маскировались под местное население. Наиболее воинственными были пуштунские племена, верившие в ислам, поклонявшиеся пророку Магомету.
…Утром мы вылетели в Кабул. Во дворце Тадж-Бек, где размещался штаб 40-й армии, мы встретились с Ю.П. Максимовым – командующим войсками ТуркВО, он и ввел меня в общую оперативную обстановку. Он показал на карте, где дислоцируются соединения и части, прибывшие в состав 40-й армии. Договорились, что я со своей группой на вертолетах облечу все соединения. Разместили нас в металлических «бочках», обвалованных грунтом. В таких же «роскошных апартаментах» жили офицеры управления армии.
В штабе армии я встретил генерал-лейтенанта В.Х. Шудру, сослуживца по академии Генерального штаба и Забайкалью. Он рассказал о фракционной борьбе в самой НДПА, о том, что партия изолировалась от народа. В армию не призывают, а отлавливают, народ живет в нищете. Недалеко от штаба армии располагался 181-й мотострелковый полк, и мы с Владимиром Харитоновичем наблюдали ужасающую картину: с солдатской кухни подвезли к оврагу остатки пищи. Тут же к помоям подбежали собаки, дети, старики, чтобы захватить месиво и кости.
Шудра сказал, что ежедневно формируют колонны с 5 продовольствием. Муку, сахар, керосин, соль направляют в отдаленные населенные пункты. Продукты распределяет мулла. Муллы и настраивают против нас местное население: от неверных брать – грех. К сожалению, наше отношение к служителям ислама было отрицательным, что сказалось в целом на отношении афганцев к шурави – советским.
Командарм генерал Б.И. Ткач проводил меня до вертолетной площадки, и мы перелетели в кабульский аэропорт. Самолет Ан-24 взял курс на Кундуз. В Кундузе мы узнали, что погибли три офицера и восемь солдат. А дело обстояло следующим образом: афганцы, чтобы добыть керосин, простреливали трубопровод, ведрами расхищая горючее. Из-за этого частенько возникала пальба. На каждые сто метров не поставишь пост, а приборы ночного видения обеспечивали наблюдение до четырехсот метров. Одного аккумулятора хватало на 4–6 часов. Поэтому ночью, да еще в пересеченной местности контролировать весь охраняемый участок не представлялось возможным. При обходе трубопровода солдаты и попали под огонь из засады.
Из Кундуза мы вертолетом Ми-6 вылетели в Файзабад, там стоял отдельный мотострелковый полк, сформированный 68-й МСД САВО. Кругом горы, белоснежные шапки Памира отделяли этот полк от Родины.
На следующий день мы были уже в Джелалабаде. Там стояла отдельная мотострелковая бригада под командованием полковника Оздоева из Среднеазиатского округа. Он и поведал нам о «соловьиной роще», знаменитой не пением желторотых соловьев, а посвистом автоматных пуль. И в самом деле, в парке валялись БТРы и БМП, подбитые и сгоревшие, солдаты их использовали как укрытия при обороне своих позиций.
Как сейчас помню, зашел я в одну из палаток, солдат застал в оцепенении. Я спросил: «Почему такие грустные?» – «Капитана нашего, командира минометной батареи, тяжело ранило. Ему уже прибыла замена. Он мог бы и уехать, да пошел с нами в бой передать батарею новому командиру. И вот теперь лежит с перебитым позвоночником, а у него двое ребятишек».
Замечу, что боевые потери среди офицеров почти в два раза больше, в расчете на тысячу человек, по сравнению с потерями солдат и сержантов. Специфика ведения боевых действий в Афганистане требовала иных форм, и командиры их находили. Отличились и конструкторы, они создали новые виды оружия. Так была разработана «Нона» – орудие-миномет, стрелявшее и минами, и снарядами, весьма эффективное в горах.
В поездке по воинским гарнизонам в Афганистане я убедился в необходимости предварительной подготовки офицеров и солдат в горных учебных центрах. Этими соображениями я поделился с генералом армии Ю.П. Максимовым, послом Советского Союза в Афганистане Ф.А. Табеевым.
Чуть позже для Алма-Атинского общевойскового командного училища мы создали в горах Киргизии учебный центр в районе Рыбачье.
О поездках в Афганистан я доложил Маршалам Советского Союза С.Л. Соколову и С.Ф. Ахромееву, которые находились в Кабуле. А второй раз побывав в Афганистане, о своих впечатлениях я рассказал советнику при начальнике Генерального штаба афганской армии генерал-лейтенанту Владимиру Петровичу Черемных, с которым служили вместе в ЛенВО и учились в академии Генерального штаба. Он всегда отличался аналитическим умом и откровенно подытожил: «Война на десятилетия. Надо уходить… А если воевать, то ограниченный контингент войск необходимо увеличить в пять-шесть раз и закрыть границу с Пакистаном, только тогда можно на что-то рассчитывать».
Вертолетом мы перелетели в Газни, там шли боевые действия, которыми руководил заместитель главного военного советника генерал-лейтенант Петр Иванович Шкидченко. Мы были знакомы еще по Крыму. Я принял от него 32-й армейский корпус. Он прошел всю Великую Отечественную войну, его самообладание было примером для командиров афганской армии. Из Алма-Аты я привез ему яблоки «апорт».