Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Папочка, приземлись, – послышался голос Дженни, и я увидел ее нахмуренные брови. – Видишь? Ты опять куда-то улетел. Ты был там вместе с мистером Смитом, да?
Кристина может помочь тебе. Если, конечно, тебя в нынешнем состоянии вообще можно спасти.
Я подкатил к дому Кристины примерно в половине седьмого вечера. Мы договорились, что я заеду за ней в Митчелвилл. У меня снова разболелся бок, и я ощущал себя самым настоящим калекой, однако пропустить такой великолепный вечер я, конечно, не мог.
Кристина вышла ко мне в солнечном оранжево-красном платье и босоножках на высоком каблуке. Она выглядела даже лучше, чем просто восхитительно. На груди у нее была приколота брошка с крошечными серебряными колокольчиками. Итак, она действительно явилась ко мне «со звонком», как и обещала.
– Колокольчики, – улыбнулся я. – Маленькие звоночки.
– Вот видишь, – довольно кивнула она. – А ты, наверное, подумал, что я шучу.
Я обнял ее прямо на пороге кирпичного дома, где нас окружали цветущие белые и красные розы. Потом я еще теснее прижал Кристину к своей груди, и наши губы слились в поцелуе.
Я совершенно растворился в ее сладких устах и жарких объятиях. Моя рука, как мне показалось, сама собой взлетела вверх к ее лицу, и я стал касаться пальцами ее скул, потом носа и век.
Чувство близости с любимым человеком было ошеломляющим. Я так соскучился по нему, и теперь полностью наслаждался нахлынувшими на меня ощущениями.
Когда я, наконец, открыл глаза, то увидел, что Кристина внимательно смотрит на меня. У нее был очень выразительный взгляд, отражавший всю ее прекрасную душу.
– Мне очень нравится, когда ты обнимаешь меня, – прошептала Кристина, но глаза ее говорили о гораздо большем, чем эти незамысловатые слова. – Мне нравятся твои прикосновения.
Мы вошли в дом, и я снова поцеловал ее.
– У нас есть время? – рассмеялась Кристина.
– Ш-ш-ш, – я прижал палец к губам. – Об этом думают только сумасшедшие. Разве мы такие?
– Конечно.
Яркое оранжево-красное платье в один момент оказалось на полу. Мне нравилось прикасаться к тонкому шелку, но кожа Кристины была, конечно, куда приятней самой дорогой ткани. Мне почудилось, что все это уже происходило в моей жизни, что я вот так же раздевал Кристину у нее дома. Очевидно, я просто очень долго мечтал об этих секундах, и вот теперь мое желание, наконец, сбылось.
Она сама помогла мне справиться с белым кружевным бюстгальтером. Так же, в четыре руки, мы избавились от ее изящных трусиков. Мы остались абсолютно обнаженными, если не считать ожерелья с огненным опалом, украшавшим шею Кристины. На память пришли строки, в которых говорилось что-то о красоте тел любовников, но поэт, как истинный художник, акцентировал внимание на каком-нибудь ярком украшении. По-моему, это был Бодлер. Я нежно куснул Кристину за плечо, и она ответила мне тем же.
Моя мужская плоть отвердела почти до боли, но то были сладкие муки, дававшие мне ощущение собственной мощи и силы. Я полностью принадлежал этой женщине, возбуждавшей меня каждым дюймом своего тела.
– Ты знаешь, – шепнул я, – когда-нибудь ты сведешь меня с ума.
– Совсем или чуть-чуть?
Мои губы скользили по ее груди и животу. Кожа Кристины едва уловимо пахла духами. Я целовал ее лоно, а она нежно произносила мое имя. Потом ее тон изменился, стал призывным, и я вошел в нее, прижав, почти вдавив Кристину в стену гостиной.
– Я люблю тебя, – прошептал я.
– Я люблю тебя, Алекс, – эхом отозвалась она.
Кристина была нежной, сильной и грациозной одновременно. Мы начали танцевать, и это не было метафорой: мы действительно плавно закружились в танце.
Я упивался ее чудесным голосом, страстными вскриками и, когда она тихонько запела, я подхватил мелодию вместе с ней.
Не знаю, как долго это продолжалось: время просто утратило свой смысл. Это было и вечным, и настоящим.
Мы с Кристиной вспотели, так что даже стена за ее спиной стала влажной и скользкой. Дикий порыв сменился плавным неспешным ритмом, который захватывал еще больше. Я ощущал, что без этих мгновений жизнь просто потеряет значение.
Кристина как бы сжалась вокруг меня, ограничивая мои движения, а потом вдруг раскрылась, словно цветок, и я проник в нее до упора. Нас обоих сотрясало от страсти, и это продолжалось до тех пор, пока мы одновременно не испытали оргазм. Мы шептали друг другу бесконечное «да, да, да» и словно растворялись. Мы полностью отдались своим ощущениям, зная, что никто не в силах помешать нам сейчас. Никто, даже Томас Пирс.
– Эй, – еле слышно произнес я. – Я уже говорил, что люблю тебя?
– Да, но можешь повторить это еще раз.
Дети, как правило, оказываются гораздо умнее, чем считают их же собственные родители. Дети знают практически все и догадываются о некоторых вещах раньше, чем до этого додумаются сами взрослые.
– Ну и здорово же вы опаздываете. У вас, наверное, спустилась шина, или вы просто обнимались и целовались? – едва мы появились у меня в доме, как Дженни тут же осыпала нас вопросами. Ей иногда удается высказать самые смелые предположения и потом выйти сухой из воды. Она это сознает и при случае пользуется своим талантом.
– Обнимались, – ничуть не смутился я. – Ты довольна?
– Конечно, – загадочно улыбнулась дочь. – А вообще-то, вы совсем не опоздали, а как раз наоборот – приехали вовремя.
Ужин в компании с Наной и детьми был для меня не просто эмоциональной разрядкой напряжения, но и милыми, забавными минутами отдыха. Я понял, что означает быть дома. Мы дружно занялись сервировкой стола и очень быстро с ней управились, а когда сели за стол, то набросились на еду с безрассудной несдержанностью. Нана постаралась на славу и к ужину приготовила отбивные из рыбы-меч, печеный картофель, рагу из зеленого горошка и сдобные слойки. При этом Бабуле весьма активно помогали и Дженни, и Деймон. Все блюда подавались еще горячими, а на десерт на столе появился знаменитый лимонный пирог с меренгой. Нана испекла его специально для Кристины.
Я бы мог объяснить свое состояние простым и одновременно таким разносторонним и всеобъемлющим словом, как радость.
Да, именно радость переполняла всех, кто сидел в тот вечер за нашим столом. Она светилась в глазах Наны, Дженни и Деймона. О Кристине и говорить было нечего. Я наблюдал за ней весь вечер и пришел к выводу, что она при желании могла бы стать в Вашингтоне знаменитостью. Но она предпочла довольно скромную профессию учительницы, и за это я любил ее еще больше.
Мы пересказывали друг другу старые семейные истории, которые всегда припоминаются в подобных случаях. Весь вечер Нана была оживлена и постоянно шутила. Она же дала нам мудрый совет относительно старости: «Если вы что-то не можете вспомнить, забудьте об этом «.