Кошка зашипела опять и оскалилась, но он произнёс несколько простых слов, – те, что не пожелала выслушать девочка, от которой тоже пахло кровью, смертью и потерей. Пахло так знакомо, так остро, словно… Ведь он так и подумал, увидев её. Но не ошибся ли?.. Царёва малышка Димира ударила бы, сбежала? Она же знала, любила, любовалась перстнями….

Хельмо выслушал без страха, но не кивнул.

– Ты лишь снишься, – тихо сказал он. – Жаль. И жаль, даже во сне ты несчастен.

– Пожалуйста, Хель…

Он знал: последний слог уже не получится. Кошка наконец прыгнула на него, но упала в траву, ведь он уже обращался в сгусток дыма, и его неотвратимо оттягивало назад. К воде.

Вскоре она обступила его со всех сторон. И он снова захлебнулся.

* * *

Хельмо всё же сумел уснуть: может, пригревшись со своими непутёвыми животными, а может, просто совсем измаявшись. Так или иначе, ему даже что-то пригрезилось. Сон был такой же промозглый и тоскливый, как явь, а проснувшись, Хельмо нашел на рубашке пятно тёмной крови. Чужой крови? Раны о себе не напоминали. Или Ринара лакомилась ночью птичкой?..

Воины просыпались, проходя мимо, здоровались. Хельмо отвечал рассеянными кивками, щурясь от света, всё думая… Почёсывая шею под бородой, к нему приблизился Чёрный Пёс.

– Скверная ночка. Покойники вот снились.

Хельмо глянул ему в лицо. Оно не отражало ничего особенного.

– Похоже, и у тебя тоже. Что, акул видел?..

Хельмо покачал головой. Он заметил кровавую цепочку следов на росистой траве. Да, определённо Ринара никого ночью не ловила и не ела: следы человечьи.

– Не акул.

Теперь он вспомнил. Да, он действительно вспомнил.

После разговора в тереме они прощались ещё раз, но сухо, через силу. Казалось, столковались, не всколыхнулось меж ними обиды, какая могла всколыхнуться. Не расстались они врагами, не затаили камней за пазухой, даже соблюли часть условий договора. Да. Вроде всё решили верно, но было погано. Дружба? Предал, опять. Слово чести? Не сдержал, отправил сдерживать другого, зная: Лисёнку, в отличие от остальных троих, хотя бы совестно за то, к чему всё пришло.

Даже сейчас, думая об этом, Янгред стискивал зубы. Его душила злоба на себя – не настоявшего, не переломившего, а потом, при объяснении, ещё и припомнившего Хельмо всё, что можно и нельзя. И ни ясное небо, ни яркие лазурные стены Инады, ни ласковый ветер с моря не помогли с той злобой совладать.

Полученное письмо Янгред бездумно сворачивал раз за разом, пока не превратил в крошечный квадратик. Бумага была дешёвая, мялась и рвалась по сгибам. Такая же тусклая, как и текст. Безжизненные благодарности. Нелепые восхваления Хайранга – подстрекателя! Упрямые уверения, что всё в порядке и будет только лучше. Напутствие… «Берегите себя». Янгред швырнул письмо в воду, оно тут же начало размокать и вскоре утонуло. Тоска не отставала. Наоборот, казалось, она сильнее выпускает когти, чтобы впиться наглухо и обрушиться гневом на всех, кто рядом. Кого нужно вести, словно малых детей, а ведь треть старше него самого!

Конечно, будь у него выбор, он отослал бы домой Хайранга и поступил бы так, как велели честь и сердце. Свою тысячу он как нельзя лучше вдохновил бы биться до конца и победить, он не раз побеждал и с меньшей численностью. Но Хайранг был прав: армию нужно вернуть самому, ведь она обозлилась на обман, дом её уродлив и скуден, а дорога туда полна соблазнов. Янгред не сомневался: не будь его, Дорэн уже подстегнул бы остальных действительно аннексировать долину. Поэтому – с ними, следя за каждым шагом, пресекая каждый опасный разговор, принимая на себя всё недовольство. До Свергенхайма. Или…

Янгред напряжённо всмотрелся в городские ворота. Вести, которых он с постепенно угасающей надеждой ждал, должны были принести оттуда. Только бы успеть. Только бы впервые эти недоумки сделали то, что он от них потребовал, и сделали правильно. Не размениваясь на вопросы. Не разнюхивая. Не отнимая у него последний шанс.

– Тут дошёл слух, Ваше Огнейшество. От местных или ещё от кого-то… желаете знать?

Поморщившись от предупредительно-сладкого тона, Янгред устало обернулся, но даже не вынул босых ног из реки, возле которой сидел.

– Да, Дэмциг. Как ты мог заметить, я стал ещё внимательнее к слухам, особенно из уст моих благородных, храбрых, верных офицеров.

Если в начале кампании он держал себя так, чтобы младшие командующие чувствовали себя с ним не только спокойно, но даже вольготно, то теперь это ушло. Янгред не старался ни смягчить тон, ни совладать с хмурящимися бровями. Наверное, он очень неприветливо смотрел, потому что Дэмциг напряжённо вздохнул и, возможно, в который раз вспомнил о своем скромном росте. Переступив с ноги на ногу и передумав садиться рядом, Дэмциг наоборот встал попрямее и сказал:

– Самозванка почти все войска стянула к столице. У неё… тысяч пятнадцать.

– Двадцать, – равнодушно поправил Янгред.

Внутри всё опять перекрутило. Водянистые глаза уставились на него.

– Так вы знаете?

– Я же сказал. Ни один слух больше мимо меня не проскользнёт. Всё знаю. – Янгред вынул из воды одну ногу и поджал к груди. – Интересно, дружище. Зачем ты мне душу травишь? Вроде бы не я тебе не доплатил, не я сгубил твоих солдат.

– Ваше Огнейшество… – Дэмциг поморгал, облизнул губы и вдруг зачастил: – Да нет же. Нет! Ничего я такого не… просто… поразило это меня! Пятнад… двадцать тысяч. Двадцать. А там ведь наши остались. Да и мальчик, Хельмо. Своих-то у него…

– Может, тысячи четыре с половиной сейчас набежало. Может, пять – если присоединился кто из защитников Озинары. Будет, дай Семейство, десять: от Первого ополчения мало что уцелело, воевод, говорят, убили всех. Сам будет командовать боями.

Дэмциг опять переступил с ноги на ногу, нахохлился, словно престарелая птица, досадливо засопел. Янгред не пытался увидеть его глаза, только приглядывался ко всей полноватой, но осанистой, крепкой фигуре, к начищенному мечу, к новёхоньким сапогам. Дэмциг был старше в два раза, честно и спокойно нёс службу, по головам не лез. Воины его всегда были лучше всех обмундированы и в походах едва ли не первыми получали жалование. За своих он стоял горой, да и к чужим был добросердечен. И, к слову, крысиных повадок прежде не имел. Так что легко было представить, каково ему ныне.

– Что, жалко тебе их? Что, правильно мы ушли? – желчно спросил Янгред.

Дэмциг тоскливо, невнятно забормотал:

– Если бы не та глупая проволочка. Не хитрость дурацкая с деньгами. Да можно было же сказать заранее, отсрочку попросить! Да разве бы я… да разве бы мы…