Поздравляя себя с возвращением своей милой, Уайтерс ухмылялся, воображая, как он ее сейчас поймает и чмокнет. Между тем закутанная фигура приблизилась к воротам и остановилась в нескольких шагах от него.

– А я уж думал, ты сбежала и обманула меня, милочка Бетси! – сказал он и шагнул ей навстречу. – Как я рад, что ты вернулась! Отчего это у тебя такой испуганный вид? Да подойди же поближе, чего ты боишься? Ты же обещала поцеловать меня, а, Бет?

И он уже хотел схватить ее в свои объятия, как вдруг яркая вспышка молнии прорезала темноту и он увидел перед собой не Бет, с которой он только что расстался, не девушку в крестьянском плаще, но знатную даму, одетую в шелка и бархат! На тонких белых пальцах, поддерживавших капюшон, сверкнули драгоценные кольца...

«Должно быть, это та самая леди, что послала Бетси, – думал Уайтерс. Верно, ей надоело ждать, вот она и пришла сама. А может быть, она надеется и повидать его? Что ж, за поцелуй я не прочь впустить и ее, хотя мне, признаться, приятней поцеловать Бетси».

– Добрый вечер, сэр! – приветливо сказала леди, явно удивленная странным поведением часового.

– Добрый вечер, мисс! – учтиво ответил Уайтерс. – Разрешите спросить, что вам угодно? Ночь-то уж больно темная, да и время позднее. Не страшно ли выходить одной такой молодой леди?

– Если я не ошибаюсь, вы, кажется, Уайтерс, – сказала леди, подходя поближе к часовому и откидывая с головы капюшон. Она не побоялась открыть лицо: вряд ли часовой мог узнать ее в такой темноте.

– Уайтерс, миледи! Уильям Уайтерс к вашим услугам!

– Благодарю вас, мистер Уайтерс! В самом деле я хочу попросить вас об одной услуге.

– Извольте, миледи! Чем могу вам служить? – отозвался молодой кирасир.

– Вы сторожите заключенного... не буду называть его имени – ведь он только один и есть. Мне надо видеть его... По очень важному делу.

– Ага, понимаю! – сказал Уайтерс с глубокомысленным видом.

– Мне нужно сказать ему несколько слов. Вы можете мне в этом помочь?

– Конечно, могу, – отвечал часовой, – если только вы уверены, что вам необходимо повидать его самой.

– Да-да, необходимо!

– А я, значит, не так понял! Я думал, вам надо было только передать ему что-то с той девушкой, которую вы послали. Она уже была здесь, видела его и ушла. А вы, верно, с ней разминулись?

– С кем?

– Да вот с той девушкой, которую вы к нему посылали.

– Я... я никого не посылала.

Она едва вымолвила эти слова; голос ее прерывался от волнения.

«Эге! – подумал Уайтерс. – Так, значит, это еще кто-то скучает по моему арестанту! Ну и хват этот Голтспер! Похоже, все здешние дамы бегают за ним. Ну что ж, надо быть справедливым. Чем эта хуже той, которая посылала Бетси? Эта сама пришла, а не посылала других. Выходит дело – по справедливости, надо ее пропустить».

– Вот что, миледи, – сказал он, обращаясь к посетительнице, – я не возражаю, пропущу вас на минутку, только обещайте, что вы не будете задерживаться.

– – Обещаю вам, милый Уайтерс! И вот вам награда за это. Примите мою благодарность за вашу благородную доброту!

Белая ручка с тонкими пальчиками, унизанными драгоценными кольцами, выскользнула из-под плаща, и в свете непрерывно полыхавших молний Уайтерс увидел розовую ладонь, полную золотых монет.

Не говоря ни слова, он быстро протянул свою громадную лапищу, и, едва нежная ручка, коснувшись его ладони, высыпала на нее пригоршню золотых монет, он тут же зажал их в кулаке и мигом переправил в карман.

– Дайте мне вашу руку, миледи, – сказал он, входя в калитку, и, взяв дрожащие пальчики своей спутницы, осторожно повел ее за собой.

Они прошли по темному проходу и остановились у двери кладовой. Уайтерс отодвинул засов и приоткрыл дверь.

– Эй, мастер! – окликнул он из-за двери. – Здесь к вам еще одна дамочка поговорить пришла, но только не задерживайтесь, как в прошлый раз... Проходите, миледи, он вас ждет.

Поддержав ее, чтобы она не споткнулась о порог, Уайтерс закрыл за ней дверь на засов, а сам направился к калитке. Он все еще не оставил надежды увидеть Бетси, а кроме того, ему не терпелось проверить свое сокровище и убедиться еще раз, при свете молнии, что монеты золотые.

Если бы фонарь, оставленный Уайтерсом в кладовой, стоял, как и прежде, на скамье, Марион Уэд (читатель, разумеется, уже догадался, что это была она) ни минуты не оставалась бы в заблуждении. Но когда Бет Дэнси, оставшаяся на месте Генри Голтспера, услышала, как отодвигается засов, она подумала, что это проверка или смена караула и, испугавшись, что ее обнаружат, схватила фонарь и поставила его в угол за ящик.

Кладовая погрузилась во мрак, и Бетси, надеясь, что ее, может быть, не узнают и примут в темноте за Голтспера, снова уселась на скамью.

Так оно и случилось. Марион робко приблизилась к скамье и дрожащим голосом произнесла имя Голтспера.

Голос, ответивший ей, сразу вывел ее из заблуждения. Это был не Голтспер, ошибиться было невозможно: ей ответила из темноты женщина.

Прежде чем Марион успела прийти в себя от изумления, фигура, сидевшая на скамье, поднялась и, сделав несколько шагов, остановилась у стены, на которую падал свет от стоявшего вблизи фонаря.

Марион Уэд узнала это лицо, оно не раз преследовало ее во сне: перед ней стояла Бет Дэнси!

Глухой стон вырвался из груди Марион. Она поняла все!

Так, значит, это и есть та девушка, которую будто бы послали с поручением к узнику! Кто же ее мог послать? Никто. Она пришла сама, а он скрылся. Она пришла спасти его и осталась на его месте.

Эти мысли с лихорадочной быстротой проносились в голове Марион, в то время как она молча смотрела на стоявшую перед ней Бетси.

И Бетси тоже смотрела на нее, не говоря ни слова; она догадалась, что привело сюда эту леди, закутанную в бархатный плащ. Если черные волосы и темные сверкающие глаза дочери лесника преследовали во сне Марион Уэд, то и Бет Дэнси нередко лишала покоя златокудрая леди с сияющими голубыми очами.

Соперницы стояли друг против друга: Марион – подавленная, смущенная, Бет – довольная, торжествующая.

Несколько секунд длилось это гнетущее молчание. Наконец Марион повернулась, чтобы уйти, но Бет окликнула ее:

– Вы звали Генри Голтспера, мисс Марион? Его здесь нет.

– Я это и без вас вижу, – холодно ответила гордая Марион, задетая вызывающим тоном дочери лесника.

– Но ведь вы думали, что он здесь, не правда ли?