Смерть

Летом 1547 года Кортес почувствовал приближение смерти. В январе скончался Генрих VIII, 31 марта преставился Франциск I. Европейская сцена опустела. Франсиско де лос Кобос, бессменный министр Карла V и один из последних влиятельных людей при дворе, на которых Кортес мог положиться, отдал Богу душу в мае после мучительной агонии. Конкистадор превозмогал разочарование своим величием духа. Но, устав от приливов горечи, он пожелал окончить свои дни в Мексике и решил готовиться к отъезду. В августе он выехал из Мадрида в Севилью. Из-за секвестра его владений в Новой Испании он был вынужден влезть в долги. Чтобы добыть денег для сына Луиса, сопровождавшего императора в Германию в качестве пажа, и для оплаты плавания в Веракрус даже с ограниченной свитой, Кортесу пришлось заложить ценные вещи. Корона добилась, чего хотела: удушить маркиза, разорив его. Гордыня бедных не трогает всемогущих.

Эрнан с десятком человек домочадцев и прислуги остановился в доме недалеко от церкви Святого Марка. Здоровье его начало сдавать. Он жил только надеждой вновь увидеть Мексику и оставленных там дочерей. Эрнан укорял себя, что не выдал трех старших замуж, и обещал немедленно исправить это по своему возвращению. 10 октября его свалили простуда и тяжелый приступ дизентерии. Он решил продиктовать свое завещание. Два последующих дня Кортес, «страшась смерти», составлял завещание с помощью севильского нотариуса. Последняя воля Эрнандо Кортеса была для обыкновенного человека далеко не ординарна. Она подводила итог целой жизни.[240]

Прежде всего Кортес потребовал, чтобы его похоронили в Новой Испании в его собственном владении в Койоакане, там, где он был счастлив когда-то с Мариной. Это был крик души. Он желал, чтобы его тело соединилось с землей Мексики, которая стала его навечно. Кортес также сообщил о своем желании перенести к его могиле прах матери и сына Луиса, похороненных в Текскоко, и дочери Каталины, упокоившейся во францисканском монастыре в Куаугнауаке. Он почтил память отца, похороненного в Медельине, поминальными службами. Даже при смерти Кортес думал о семье.

Он уделил большое внимание должному завершению строительства госпиталя Иисуса-Младенца, также известного под названием госпиталь Непорочного Зачатия Божьей Матери. В своем владении в Койоакане он завещал возвести монастырь кларисс – который так и не будет построен, и университет, в котором бы изучали «теологию, каноническое право и право гражданское, дабы Новая Испания имела собственных мужей ученых».[241] Этот проект зачах, встретив противодействие вице-королей, но заставил корону учредить несколько лет спустя университеты в Лиме и Мехико.[242]

Кортес заботливо устроил будущее своих оставшихся в живых девятерых детей, не различая их по рождению. Он установил для второго Мартина, как наследника майората, значительные финансовые обязательства перед его двумя братьями и шестью сестрами, которым полагалось приданое к свадьбам. Можно отметить особую нежность к старшей кубинке Каталине, но общим тоном оставалось полное равноправие. Зато для жены, донны Хуаны, нашлось всего несколько дышащих холодом строк: ей возмещались десять тысяч дукатов приданого.

Кортес не забыл о долгах и с поразительной живостью памяти составил список обязательств своих наследников. Кортес проявил особую заботу о Франсиско Нуньесе, своем кузене из Саламанки, его верном и неутомимом защитнике. Адвокат скончался за несколько месяцев до того, не успев получить все гонорары. Помимо платы за труды умирающий признавал свой моральный долг и просил от наследников уплатить вдове и семье покойного заслуженное вознаграждение.

Кортес, как щедрый господин, не забыл своих друзей, домочадцев и слуг, всех этих доверенных лиц, управляющих, ключников, дуэний, пажей и лакеев.

Наконец, он очистил свою совесть в отношении принадлежащих ему рабов, заметив, что в наступившей эпохе более нет уверенности в моральной обоснованности рабства и что его наследнику пристало следовать развитию мысли и подумать об их освобождении. Не исключено, что его посещали мысли о возвращении некоторых земель их законным владельцам и возмещении части дани, которая по прошествии времени казалась завышенной. Кортес был конкистадором, но искренне верующим человеком. Он был во власти религиозного мышления того времени, породившего гуманизм во искупление греха конкисты.

Растратив последние силы на составление завещания, разбередившего старые раны и подтолкнувшего его к могиле, Кортес решил оставить город: он более не хотел никого принимать и желал умереть в тишине. Его друг и дальний родственник Хуан Алонсо Родригес де Медина предоставил в его распоряжение домик в Кастильеха-де-ла-Куэста в окрестностях Севильи по другую сторону Гвадалквивира.[243] Конец был близок. Кортес оставил при себе только двух слуг, врача и сиделку-целительницу, которую он выписал из Вальядолида. Рядом находился наследник, юный Мартин, достигший возраста пятнадцати лет. У изголовья постели находились два священника: францисканец Диего Альтамирано, кузен и соратник по конкисте, и настоятель соседнего монастыря.

Вся жизнь проходила теперь перед его глазами. Улыбка Марины, вечные снега на вершинах потухших вулканов, волны Южного моря, духота девственного леса, полумрак дворца в Койоакане заслонили собой лязг оружия, пыль маршей, ярость сражений, пролитую кровь и крики побежденных… Кортес прожил жизнь, какую хотел прожить. Что еще мог он пожелать в этом мире?

В ночь на пятницу 2 декабря 1547 года Кортес умер от истощения сил, спокойно, без хрипов агонии, под тяжестью шестидесяти двух лет жизни, прожитой в воде и огне, верхом на коне на просторах двух миров. Никто так и не узнал, успел ли он уладить свои счеты с Богом. В общей сложности он прожил в Испании двадцать восемь лет и тридцать четыре года провел на американской земле: пятнадцать лет на островах и девятнадцать – в Мексике. Кортес не успел снова пересечь море-океан. Он окончил свой путь там, где началась его жизнь конкистадора, – в Севилье. Круг завершился в Испании, в году трех тростинок по индейскому календарю.

Даже после смерти Кортес остался изгоем, но изгоем парадоксальным, каким и был всю свою жизнь. Преследования со стороны властей не смогли побороть ни его популярности, ни влияния. Вся кастильская знать, все высшее духовенство, все ученые друзья, писатели и философы собрались на его похоронах в монастыре Святого Франциска Севильского 15 декабря 1547 года. Кортес удостоился королевской церемонии, но королевская месть продолжала над ним тяготеть.