Я протянул руку.

– Личное послание, – покачал головой паренек.

– Жан-Пьер! – послышался окрик с крыльца. – Все в порядке?

Посыльный сунул руку в сумку, и я приготовился сбить его с ног, но тот вытащил обычный с виду конверт.

– Госпожа Робер! Вам корреспонденция!

Софи рука об руку с поэтом спустилась на тротуар, приняла конверт и рассмеялась.

– Запечатано сургучом! От кого оно?

– Не могу знать! – ответил посыльный, взял прислоненный к стене велосипед и укатил прочь.

Бомбу он в нас не кинул и кислотой не плеснул. Это радовало.

– Здесь герб, – присмотрелся Альберт Брандт к алому сургучу, но Софи попросту сломала печать и вытащила из конверта карточку из плотной белой бумаги.

– Барон фон Страге выражает искренние соболезнования в связи с безвременной кончиной Ольги Орловой, – объявила хозяйка клуба и горестно вздохнула: – В ближайшие дни нас завалят ворохом банальных писулек!

Она убрала послание в конверт и сунула мне, попросив:

– Прибери!

Я запихнул конверт в карман пиджака.

Поэт усадил Софи на пассажирское сиденье, сам запрыгнул за руль. Самоходная коляска фыркнула и тронулась с места. Я поглядел ей вслед, затем поднялся на крыльцо и спросил у охранника:

– Остались еще патроны к револьверу?

Тот покрутил завитой ус и подтвердил:

– Остались.

– Открывай только своим, – посоветовал я на прощанье, спустился на тротуар и зашагал вдоль улицы. Парикмахерская у соседнего перекрестка уже принимала посетителей, зашел туда побриться, заодно попросил подровнять волосы и уложить прическу. Ну и от чистки туфель тоже отказываться не стал.

Расплачиваясь, я взглянул на себя в зеркало и удовлетворенно кивнул.

Выбрит, ухожен, благоухаю одеколоном.

А что костюм не самый дорогой, так это не страшно. Где вы видели частного детектива в пошитом на заказ костюме?

2

Отель «Золотая муза» располагался совсем рядом с Императорским театром. С тротуара даже была видна часть фронтона с мраморными статуями античных героев.

К отелю я приехал на извозчике. Поймал его за квартал отсюда и сторговался за четвертак, поэтому никакого урона кошельку поездка не нанесла. Тут же подбежал мальчишка с газетами, я ссыпал ему в ладошку мелочь и зашел под навес со свежими выпусками «Атлантического телеграфа» и «Столичных известий». Швейцар на миг поколебался, решая, стоит ли утруждать себя, распахивая массивную дверь перед непонятным гостем, но в итоге все же потянул ручку, запуская меня внутрь.

На первом этаже «Золотой музы» было обустроено уютное кафе, и я расположился внутри, намеренно выбрав место, с которого мог наблюдать за стойкой портье. Сделать это оказалось не так-то и просто: заведение пользовалось немалой популярностью, и ранних посетителей хватало с избытком.

Официанты в белоснежных накрахмаленных сорочках, черных жилетах и брюках сбились с ног, принимая и разнося заказы, поэтому я спокойно уселся за столик и развернул газету.

Большая часть материалов «Столичных известий» оказалась посвящена скорому визиту императрицы в восстановленный лекторий «Всеблагого электричества». Новость эта не оставила равнодушным решительно никого. Одни колумнисты исходили по этому поводу ядом, другие бились в верноподданническом экстазе. Немногие объективные обозреватели пытались донести до читателей всю грандиозность момента, но, как по мне, газетчики просто дурили людям головы, высасывая сенсацию из пальца.

Подошел официант, откашлялся, а когда я отвлекся от газеты, спросил:

– Что будете заказывать?

Я демонстративно посмотрел на часы и попросил:

– Будьте любезны, черный кофе и два эклера с белковым кремом.

– Что-то еще?

– Нет, благодарю.

Цены кусались. Пусть им и было далеко до расценок заведений на площади императора Климента, но полноценный завтрак тут был мне определенно не по карману.

Когда официант отошел, я кинул взгляд на конторку портье и вернулся к чтению газеты. Прежде чем приступать к расспросам, хотелось оглядеться и проникнуться атмосферой отеля, да еще – хоть немного примелькаться.

Ничего интересного в «Столичных известях» так и не обнаружилось; я взял «Атлантический телеграф» и совершенно неожиданно для себя самого увлекся статьей об удивительном достижении русского авиатора. На днях тот исполнил в небе над Киевом какой-то совершенно невообразимый трюк. Мертвую петлю.

Я вспомнил увиденный на рассвете аэроплан и вздохнул.

Небо и простор. Полет. Это было бы здорово. Было бы…

Принесли мой заказ, и я без особого аппетита приступил к завтраку, но стоило только открыть криминальную хронику, и всю мою меланхолию как рукой сняло. Полиция решила приоткрыть тайну налета на Ссудно-сберегательную контору Фойла и Морса и обнародовала личности грабителей. В газете даже напечатали их снимки из полицейских досье. Сообщалось о причастности налетчиков к подпольной ячейке анархистов, но больше никаких подробностей не приводилось.

Я подточил карандаш, стряхивая стружку в фарфоровую пепельницу, и на всякий случай перерисовал портреты налетчиков в блокнот. Один из них показался знакомым. Полной уверенности не было, но складывалось впечатление, что именно он следил за Ольгой до «Парового котла», а потом стоял на улице.

Зацепка? Зацепка. Вот только не уверен, что она меня куда-либо приведет.

Доев эклеры, я запил крепкий горький кофе водой, кинул на стол мятую пятерку и подошел к портье.

– Чем могу служить? – поднял голову господин средних лет с бледным лицом человека, которому часто выпадают ночные смены.

– Могу я увидеть господина Долина?

– Долин… Долин… Долин… – забормотал портье. – Увы, господин Долин съехал от нас вчера в первой половине дня.

– Он оставил новый адрес?

Портье открыл какой-то журнал и повел пальцем по строчкам.

– Нет, не оставил. Сообщит позже, чтобы мы переслали багаж.

Хореограф съехал столь стремительно, что даже не забрал вещи? Ну уж нет, едва ли он даст здесь о себе знать. Пустышка.

И все же я спросил:

– Им кто-нибудь интересовался?

– А почему вы спрашиваете? – насторожился портье.

Вместо ответа я выложил на стойку карточку частного детектива. Клерк взглянул на нее и вернул, а вот подсунутая под низ десятка куда-то запропала.

– Нет, господин Маркес, вы первый.

– А Ольгой Орловой, после того как она съехала от вас, случайно, не интересовались?

Портье задумался и неуверенно покачал головой.