Так продежурили сысертские охранники четыре – пять дней, но затем по непривычке к военной службе заявили, что наряды тяжелы, и потребовали увеличить состав команды. Тогда 30 мая по приказанию Исаака Голощекина Авдеев пошел на Злоказовскую фабрику и привел набранную там дополнительную команду под общим начальством Анатолия Александровича Якимова, рабочего той же фабрики. Всего на этот раз с Якимовым пришло 29 человек, а именно:

Соловьев Александр

Гоншкевич Василий

Пермяков Иван

Шулин Иван

Петров Василий

Петров Авксентий

Сидоров Алексей

Логинов Василий

Логинов Иван

Смородяков Михаил

Путилов Николай

Корзухин Александр

Лесников Григорий

Клещеев Иван

Устинов Александр

Смородяков Александр

Варакушев Александр

Хохряков Степан

Прохоров Александр

Дерябин Никита

Лабышев

Фомин

Дмитриев Семен

Скороходов

Пелегов Василий

Бруслянин Леонид

Осокин Александр

Романов Иван

Вяткин Павел

Эти люди были распределены так: первые десять из приведенного списка, бывшие закадычными друзьями Мошкина, были поселены в комнатах нижнего этажа дома Ипатьева и назначены для несения службы исключительно на внутренних постах, а всех остальных присоединили к сысертским рабочим и всю эту компанию убрали из нижнего этажа дома Ипатьева и перевели на жительство в реквизированное помещение дома Попова, напротив Ипатьевского дома по Вознесенскому переулку. Все охранники, поселенные в доме Попова, впредь несли службу только на постах внешней охраны и при пулеметах. Начальником всей объединенной команды все же остался Павел Медведев, а Анатолий Якимов стал третьим разводящим в команде.

Кроме перечисленных людей, в доме Ипатьева помещался еще какой-то военнопленный австриец Адольф, прислуживавший в комендантской комнате, ставивший Авдееву и Мошкину самовары и исполнявший всякие мелкие поручения. Этот Адольф оставался прислуживающим и позже, при Янкеле Юровском и Никулине. Кто он был и куда делся после убийства – неизвестно. Затем при доме состоял легковой автомобиль в распоряжении коменданта, шофером на котором был рабочий также Злоказовской фабрики Люханов. Этот Люханов был тем самым шофером, который сменил у Американской гостиницы на грузовике советского шофера из гаража и который отвозил на этом грузовике тела убитых в район Ганиной ямы.

Наконец, по документам, при доме особого назначения числился «заведывающий хозяйством дома особого назначения», каковую должность занимал какой-то Михаил Чащин, но никто из охранников, прошедших через следственное производство, в том числе и сам Медведев, никогда о нем не слышали и не подозревали о существовании ни такой должности, ни такого лица. Кто он был и какова его роль – неизвестно.

В указанном составе охрана Царской Семьи из сысертских и злоказовских рабочих несла свою службу с 30 мая по 4 июля, т. е. пять недель. Все допрашивавшиеся свидетельствуют в один голос, что, безусловно, за время своей охраны эти рабочие не позволили себе никаких хулиганских или грубых шагов по отношению к кому бы то ни было из членов Царской Семьи. Рабочие высказывали своим родным и знакомым свое удивление по поводу простого обхождения с ними со стороны бывшего Царя, который неоднократно во время прогулок в садике заговаривал с ними, расспрашивая о прежнем житье-бытье, о семейных делах, и большинство рабочих не чуждались этих разговоров. Не подлежит сомнению, что если рабочие шли в охрану с известным предубеждением против бывшего Царя и его Семьи, то, придя в более близкое соприкосновение с ними и наблюдая за их жизнью, они отказывались от этого предубеждения, и отношения их заметно изменялись в благоприятную для Царской Семьи сторону. Так, известно, что Авдеев и Мошкин, разрешив приносить Царской Семье со стороны молоко, яйца, масло и прочие продукты, потом не ограничились только этим, а стали передавать приносившим пищевые продукты женщинам поручения, исходившие от бывшего Государя и членов Его Семьи: принести ему табаку, принести ниток и т. п.

Наиболее «сознательный» из рабочих охраны, Павел Медведев, держал себя обособленно и не разговаривал ни с кем из Царской Семьи. Уйдя к нам от красных, он скрывался в Перми, служа санитаром в нашем 139-м госпитале. Однажды в его присутствии служащие госпиталя читали газету, в которой описывались условия содержания Царской Семьи в Ипатьевском доме. Когда все ушли и осталась одна сестра милосердия, Медведев не сдержался и сказал ей: «Это неправда, сестра, что пишут в газете, – я очевидец, конвойным был тут, – что плохо их кормили и дурно обращались, это неправда, отношения к ним (т. е. к Царской Семье. – Авт.) охраны были хорошие, кормили их хорошо – подавали суп и маленькие котлеты, а также четверть молока на день». А на допросе Сергеевым Медведев между прочим говорит: «Вопросом о том, кто распоряжался судьбой Царской Семьи и имел ли на то право, я не интересовался, я исполнял лишь приказания тех, кому служил… Повторяю, что непосредственного участия в расстреле я не принимал». Жена Павла Медведева жаловалась на мужа: «За последнее время он стал непослушным, никого не признавал и как будто свою семью перестал жалеть». Нельзя не согласиться с заключением Марии Медведевой: Павел «никого не признавал». Он не признавал в это время и Царя, да странно было бы иначе: он «сознательный», следовательно, шедший по путям социального развития, под влиянием руководивших его мыслями и взглядами классов и кругов общества, а не духовного, и ушел от духовной идеологии своего народа, порвал с ним, как порвал и со своей семьей: «семью перестал жалеть». Для него, к этому периоду его мировоззрения, Царь мог быть только правителем. Руководившие же им говорили ему: «Царь никуда не годится, он только душит и расстреливает народ», – и свергли его. Что же осталось в понятиях Медведева о бывшем царе? Он стал человеком, как всякий другой, и, как со всяким другим, «начальство» может сделать, что ему угодно, с ним, с этим человеком.

Медведев, вероятно, не интересовался и тем, что у него стало за «начальство»; когда оно перестало ему нравиться, он ушел от него, потому что «стал непослушным». До революции в нем был убит критерий духа; после революции новое «начальство» поколебало в нем и критерий материи: кормили хорошо, давали «суп, маленькие котлетки и четверть молока» – по одному с четвертью стакана молока в сутки на каждого из заключенных. Поэтому и суждение Медведева о хорошем отношении команды к Царской Семье должно приниматься с ограничительными условиями: «команда не позволяла себе ничего худого». Она состояла из тех же людей, что и Медведев, с той разницей, что в менее «сознательных» рабочих, чем Медведев, руководившие ими до революции и развращавшие после нее не успели убить в них окончательно, как в Медведеве, дух русского человека. Для большинства из них бывший Царь так и оставался бывшим Царем, и как между собою они ни старались убедить друг друга, что он такой же человек, как и каждый из них, ни один в глаза, в присутствии его, не позволил себе какой-нибудь непристойности и только за глаза старались делаться большими атеистами и убеждали себя и других в этом площадной литературой на стенах дома и своих комнат.