Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Силуэт я опознал сразу, не глазами, не разумом, а чутьем или даже инстинктом: ясно, что это Нумминорих. Воздух вокруг него звенел от невыносимого напряжения, и я понял, что он усилием воли пытается оттолкнуть летящий к нему Смертный Шар – не такой, как обычно у меня получается, а нормальный классический Смертный Шар, идеальное орудие магического убийства, доступное всем мало-мальски могущественным колдунам. Но что его возможно остановить или хотя бы замедлить, я прежде не знал. Нумминорих, подозреваю, тоже не знал, просто оказавшись в безвыходной ситуации, мы все обычно обнаруживаем, что способны на невозможное. Другое дело, что даже невозможного не всегда достаточно для спасения. Когда как.
Не знаю, сколько бы он еще продержался; впрочем, счет в любом случае шел на секунды: вот-вот хозяин Смертного Шара поймет, что дело движется подозрительно вяло, и сразу метнет второй. Я бы сам на его месте так сделал. И вообще любой.
Однако мое появление отвлекло Нумминориха. Он обрадовался, а нет ничего хуже, чем обрадоваться счастливому спасению до того, как оно произошло. Белая шаровая молния приободрилась и полетела к нему с нормальной для молнии скоростью. То есть гораздо быстрее, чем глазом моргнуть.
О дальнейших событиях можно долго рассказывать, но уместились они в какую-то долю секунды: я понял, что все пропало, и одновременно метнулся навстречу этому Смертному Шару, буквально втиснулся между ним и Нумминорихом, торжествующе подумал: «Успел» – и только потом осознал, что именно я успел.
Беда в том, что меня так давно никто всерьез не пытался убить, что я вообще перестал учитывать такую возможность. А зря.
Время – самая немилосердная стихия, движение его потока не остановить никаким усилием воли, даже хорошо тренированной, хоть взорвись. Но оно течет, а не скачет, поэтому между тем моментом, когда тебя убили, и тем, когда ты умер, обязательно есть небольшой промежуток. И в этот промежуток можно довольно много вместить.
Например, понять, что уже не успеешь сбежать на Темную Сторону, даже одним легким шагом – непосильная задача для почти мертвеца. И одновременно – не подумать, а просто вспомнить, как будто всю жизнь зубрил это правило, никем до тебя не сформулированное, но сейчас очевидное: Темная Сторона может прийти за тобой сама. И увидеть – не глазами, а каким-то тайным внутренним зрением – ее приближение. Темная Сторона накрыла меня и все остальное, как гигантская, изнутри, из самой глубины сердца пришедшая волна.
Пока мое угасающее сознание ликовало, что умрет не где попало, а дома, на Темной Стороне, где ему самое место, тело, которое такой расклад совершенно не устраивал, успело выпалить: «Спаси меня!» – и уцелеть.
Потом, вечность, то есть еще секунду спустя, я уже вполне сознательно произнес: «Хочу остаться живым». Не уверен, что это было так уж необходимо, но в некоторых вопросах экономия неуместна. Я и в третий раз сказал, уже по всей форме: «Быть живым, невредимым и целым я хочу». И только после этого понял, что хватит, да и то потому, что мне прямо в лицо коротко, весело и одновременно сердито дунул ярко-малиновый ветер, слишком холодный для Темной Стороны, как оплеуху отвесил: «Остановись, успокойся, остынь». Это был, надо думать, совершенно новый уровень наших с Темной Стороной отношений: получить от нее по морде я до сих пор даже не мечтал. Но в себя пришел мгновенно. Таково целительное воздействие ледяных оплеух.
Вот примерно тогда и раздался крик, да такой душераздирающий, что я инстинктивно заткнул уши, но это не помогло. Крик не сделался ни тише, ни благозвучней. Он был настолько ужасен, что я даже сперва подумал, это кричит моя смерть – от обиды, что осталась без добычи. А потом различил два голоса, мужской и женский, и решил, что сюда заявился Гэйшери. Очень мило с его стороны составить мне компанию, но зачем так невыносимо орать?
– Смотри, они исчезают, – сказал Нумминорих.
Я уставился на него, как на величайшее чудо этого Мира. Спросил:
– А ты откуда здесь взялся?
– Это не я взялся. Это Темная Сторона откуда-то вдруг взялась. Только что я был в доме на улице Жемчужных Бурь. То есть мы все там были: я, этот человек и леди Атисса. Он метнул в меня Смертный Шар, потом ты появился. И вдруг сразу сделалось так.
Тогда я наконец начал понимать, что происходит. Темная Сторона забрала не только меня, а всех, кто был рядом. В общем, ничего удивительного, волна она и есть волна, кого поймала, того и утащила. Тут же вспомнил все ужасы, которые мне рассказывали о людях, попадавших на Темную Сторону, не будучи ее избранниками. О друзьях Короля Мёнина, которых он в приступах свойственного ему альтруизма протаскивал сюда контрабандой, и других. Говорят, те, кому очень повезет, просто сходят с ума, но большинство исчезает с такими ужасными воплями, что даже в Мире слышно, хотя теоретически это невозможно. Но теперь я бы не удивился, если так и есть.
Не то чтобы я не верил в эти рассказы. Верил, конечно. И даже зарекся никогда не таскать кого бы то ни было на Темную Сторону, трижды не переспросив Джуффина, примет ли она этого человека; я-то сам пока не умею отличать. Вернее, просто не знаю, какое именно из великого множества моих ощущений является верным признаком, что рядом один из нас. Одной необъяснимой симпатии недостаточно, это факт.
Но до сих пор рассказы о несчастных, силком приведенных на Темную Сторону, были для меня сугубо теоретическим знанием. Мало ли, что случалось в давние времена. Верить и стать свидетелем – настолько разные вещи, что к этому событию я оказался совсем не готов. Смотреть, как темнеют и истончаются, словно бы пожираемые невидимым огнем, человеческие тела и слушать душераздирающий крик было настолько невыносимо, что не будь здесь Нумминориха, который намертво вцепился в меня обеими руками, как висящий над пропастью в спущенную ему веревку, я бы сам закричал.
Не буду врать, что не сообразил попросить Темную Сторону оставить несчастных в живых. Я об этом, конечно, подумал, хоть и не сразу. Но возможно, еще было не слишком поздно. Однако, открыв было рот, я вдруг понял, что не хочу ничего менять. Ну или Темная Сторона не хочет, а я с ней всегда заодно. Иначе не может быть.
В общем, я вполне сознательно промолчал. А потом они наконец заткнулись. И стало так хорошо, что будь моя воля, сидел бы там до сих пор.
– Что ты на этот раз натворил? – спросил Шурф.
Он не то бесшумно подошел ко мне сзади, не то просто внезапно возник из ниоткуда. С ним никогда не разберешь. И на лице два выражения одновременно: фирменное «если узнаю, что ты опять необдуманно рисковал, своими руками придушу, заодно и поужинаю» и безмятежная радость, как всегда на Темной Стороне. Радость понемногу побеждала, но до окончательного триумфа ей пока было далеко.
– Ничего выдающегося, – сказал я. – Избавил тебя от одного Старшего Магистра. Извини, что не от всех сразу, каждый вынужден действовать в меру своих скромных способностей, вот и я делаю, что могу. Заодно оставил сиротой леди Меламори. Это я, конечно, молодец. Долго думал, как бы с ней помириться, а теперь и думать не надо. В смысле все равно ничего не поможет. Можно забить.