от Леонида Красина, главы народного комиссариата торговли, который находился под большим впечатлением от ее танца «Славянский марш», увиденного им в Лондоне.

Этот танец, созданный Айседорой в 1917 году в Соединенных Штатах, был посвящен падению монархии в России и освобождению от рабства. Карл Ван Вехтен писал о нем:

«Держа руки за спиной, передвигаясь ощупью, спотыкаясь, опустив голову и согнув колени, она все же идет вперед, одетая лишь в короткую красную накидку, едва прикрывающую бедра. Она оглядывается украдкой, ее взгляд полон страха и отчаяния. Когда в оркестре слышатся звуки «Боже, царя храни», она падает на колени, и перед нами крестьянка, на спину которой сыплются удары кнута… Наконец наступает момент освобождения, и здесь Айседора достигает огромного эффекта. Она не протягивает руки вперед широким жестом. Она медленно выводит их из-за спины, и мы с ужасом видим, что они практически забыли, как двигаться. Они раздавлены и кровоточат после долгого пребывания в неволе. Это не руки, а скорее лапы, сломленные, вывернутые, жалкие лапы! Пугающая, непонятная радость, с которой Айседора завершает этот танец, является еще одним подтверждением ее гениального, живого воображения»26.

Потрясенный Красин после выступления прошел к танцовщице за кулисы и предложил посодействовать в заключении контракта между ней и советским правительством в организации школы. Айседора была весьма польщена, но отказалась от идеи сделать из ее проекта прибыльное предприятие. Вместо этого, по предложению Красина, она написала народному комиссару образования Анатолию Луначарскому, выдвинув свои собственные условия:

«Я ничего не хочу слышать о деньгах в обмен на мою работу. Я хочу студию — мастерскую, которая стала бы домом для меня и моих учеников, простую пищу, простую одежду и возможность создавать наши танцы… Я хочу танцевать для масс, для рабочих людей, которым нужно мое искусство и у которых не будет денег, чтобы прийти на мои концерты… Я хочу танцевать для них бесплатно… Если вы принимаете меня на этих условиях, я приеду и буду работать для будущего Российской республики и ее детей»27.

Отправив это письмо, Айседора вернулась в Париж, где тут же, после опубликования ее опровержения, получила телеграмму от Луначарского:

«Приезжайте в Москву. Мы дадим вам школу и тысячу детей. Вы сможете воплотить вашу идею по большому счету».

Айседора ответила:

«Принимаю ваше приглашение. Смогу отплыть из Лондона 1 июля»28.

Таким образом, спустя два дня после того, как слухи просочились в газеты, «Фигаро» и «Пети паризьен» подтвердили 28 мая, что мадам Айседора Дункан отправляется в Советскую Россию, чтобы основать там школу.

Она оставит старый буржуазный мир роскоши, где испытала столько несчастий, чтобы посвятить себя нуждам нового мира. Ее школа поможет в его становлении, в формировании характеров его молодых граждан, в развитии «свободного духа, который вселится в тело новой женщины… высочайшая духовность в самом свободном теле!»29. Полная возродившихся надежд и решительности, она выехала в Лондон, где села на пароход, на котором начался первый этап ее путешествия в Советскую Россию.

РЕВОЛЮЦИОННАЯ РОССИЯ

1921

После смерти детей жизнь Айседоры превратилась в постоянный поиск — любви, чтобы заменить потерянную любовь, путей для организации школы, чтобы увековечить свое искусство танца, денег, чтобы воплотить в жизнь свои планы. Школа всегда казалась ей самым эффективным путем для того, чтобы послать весточку грядущим поколениям. Теперь это будет ее единственное сохранившееся в живых дитя, единственная надежда остаться в вечности. По мере того как ее тело, бывшее инструментом ее выразительности, старело, все актуальнее становилась необходимость продолжения ее миссии: должны были появиться молодые танцовщицы, которые подхватили бы эстафету ее искусства, когда она уже не сможет танцевать. Именно такая необходимость заставила Айседору отправиться в Россию. Ее не смущал даже тот факт, что в стране был полнейший беспорядок и что она слышала ужасные истории о творящихся там жестокостях от своих друзей-иммигрантов. Она никогда не симпатизировала царскому режиму, считая его инструментом рабства. Более того, она всячески приветствовала его свержение. Как и многие другие в двадцатые годы, она верила в то, что коммунизм сметет прошлое и проложит дорогу к лучшей жизни.

В Лондоне Айседора выступила с серией прощальных концертов, в которых участвовали ее ученицы Ирма, Лиза и Терез (Марго плохо себя чувствовала и не выступала). Концерты проходили в Королевском зале, в сопровождении Лондонского симфонического оркестра1. Она также воспользовалась возможностью попрощаться со своими старыми друзьями, среди которых были Эллен Терри, бабушка Дидры, и Кэтлин Брюс, в то время уже вдова исследователя Роберта Скотта. Именно в доме леди Скотт Айседора впервые повстречалась с Джорджем Бернардом Шоу. Эту встречу следует упомянуть хотя бы в связи со старым, всем известным анекдотом, в котором говорится о том, что Айседора написала Шоу письмо с предложением ради хорошей наследственности стать отцом ее будущего ребенка: он, безусловно, будет гениальным, унаследовав «ваш ум и мое тело».

На что Шоу якобы ответил: «А вдруг он унаследует мое тело и ваш ум?»

Шоу действительно получил такое предложение, но, как он утверждал, не от Айседоры2. В любом случае он не стал бы пренебрежительно отзываться об умственных способностях танцовщицы, поскольку впоследствии писал: «Айседора не была «пустым местом», как я выяснил, встретившись с ней»3.

12 июля 1921 года Айседора, ее служанка Жанна и Ирма Дункан, которая должна была помогать Айседоре преподавать в новой школе, сели на пароход «С. С. Балтаник», чтобы начать свое долгое путешествие в Россию. Айседоре было тогда сорок четыре года. Две другие ее ученицы тоже собирались ехать вместе с ними, но Терез была помолвлена, а Лиза влюблена4, и в последний момент обе отказались от этой затеи. О поездке Марго речи не было, поскольку она все еще была больна. Все путешествие заняло одиннадцать дней: шесть из Лондона до Ревеля и еще пять от Ревеля до Москвы.

Когда утомленные путешественницы вышли наконец из поезда 24 июля в 4 часа утра, то, к их изумлению и неудовольствию, их никто не встречал. Посидев немного в холодном зале ожидания, они вернулись к поезду, чтобы там дождаться начала работы правительственных учреждений5.

Ситуация улучшилась лишь к полудню, когда слух об их прибытии достиг наконец комиссара по образованию Луначарского, который предоставил им квартиру балерины Гельцер, находившейся в то время на гастролях. Это было лучшее, что он смог сделать для них за столь короткое время. Позднее он объяснил американскому журналисту Джозефу Кэю, что Айседора прибыла в Москву раньше, чем ее ожидали6.