— В Перу он отплыл из Гастингса?

— Он или кто-то под его именем.

— Значит, не Уильям Норман, так?

Ратлидж сделал знак официанту принести меню.

— Капитан одного из кораблей описал Нормана как тяжелого пассажира: он не покидал каюты, был зеленый, когда ступил на землю, и его не держали ноги. Но он твердил, что с ним все в порядке.

— Морская болезнь.

— Но учтите, что капитан раньше не видел этого Нормана, просто этот человек был в списке пассажиров, капитан его не рассматривал.

— Хмм… Полагаете, это был другой человек? Убийца?

— Наверняка мы никогда уже не узнаем. Но если это был убийца, он погиб в джунглях. Он был школьным учителем в одной из престижных частных школ Дорсета. Недалеко от Стонхенджа.

— Что преподавал?

— Историю.

— Путешествие в Перу тщательно спланировал или собрался мгновенно?

— Он предпринял все необходимые шаги за несколько месяцев.

Камминс покачал головой.

— Где работал тот учитель, который уговорил новоявленных друидов явиться в Стонхендж? — спросил Ратлидж.

— Вы видели дело. В частной школе в Дорсете.

— Может быть, его замучила совесть?

— Он был признан непричастным. Он не мог убить или втащить труп на жертвенный камень. Потому что рядом были его друзья, друиды.

— Вероятно, нет. А если кто-то знал, что они там будут, и специально отвез туда тело?

— Но как быть с Уилером? Его же опознали.

— Мы с вами знаем, как иногда проводится опознание такого, как Уилер. Вероятно, полиции Эдинбурга очень хотелось, чтобы это был именно он, чтобы избавиться от него навсегда. Я провел свое расследование. Был некий Уилер из Оркни, убитый в Галлиполи. Он эмигрировал в Австралию из Белфаста в 1904-м.

— Вот даже как.

— А где теперь тот школьный учитель?

Камминс поморщился:

— Умер от холеры в Индии. Копаясь в прошлом, Ратлидж, не всегда удается раскрыть преступления. — Он взял меню и, не заглянув в него, сказал: — Я был уверен, что это Уилер. Но мотива так и не обнаружил. Почему он был убит? Мы загнали себя в угол из-за отсутствия мотива. Это мне не давало покоя все эти годы. Несмотря на определенные прорехи в ваших доводах, вы тем не менее подошли близко к разгадке. Ближе, чем я.

— Но каким образом всплыло, что имя вашего дела — Чарльз Генри?

Камминс подумал.

— Был один адвокат по имени Чарльз Генри. И я при ком-то упомянул, что имя моего деда тоже Чарльз Генри. Чарльз Генри Камминс.

— Кто вас подслушал?

— О, я помню, кто там был. Тот самый предводитель друидов, школьный учитель. — Камминс улыбнулся. — Но прежде чем вы начнете делать выводы, скажу, что этот Чарльз Генри, адвокат, был уже старик, И умер вскоре после следствия. Он уже тогда был смертельно болен. — Камминс отложил меню и поднял стакан. — Я всегда считал вас хорошим полицейским, Иен. Боулс просто осел и проклятый профан.

Подошел официант, и Камминс, так и не открыв меню, заказал рыбу, предварительно осведомившись:

— Как у вас тут рыбные блюда?

Ратлдж вернулся домой в конце дня. Его ждало письмо от Розмари Юм. Оно было коротким.

«Время пришло, Иен. Ты приедешь?»

Он поставил в известность Ярд и направился прямиком в Чезуэлл. Приехал поздно, но Розмари его ждала. Войдя в дом, он сразу услышал хриплое дыхание Реджинальда. Розмари проводила его наверх, в комнату, которую занимал кузен ее мужа.

— Он хотел видеть тебя одного, — сказала она и вернулась вниз.

Реджинальд сидел в кресле, согнувшись, он пытался вдохнуть, видно было, что это неимоверно трудно. Увидев Ратлиджа, он кивнул ему, слабая улыбка показалась на его худом лице.

— Мне жаль, что мы встретились при таких обстоятельствах. — Ратлидж, подвинув себе стул, сел с ним рядом. — Что я могу для тебя сделать?

Реджинальд согнулся, новый приступ был более продолжительным. Наконец он откинулся назад на подушки, совершенно обессиленный, не в силах говорить. Он с трудом поднял руку и указал на высокое бюро. Ратлидж прошел туда, открыл средний ящик. Он был пуст. В недоумении он посмотрел на Реджинальда.

— Слева, — прохрипел тот.

В ящике оказались два потайных отделения с каждой стороны. Конверт был засунут в самую глубину левого, виднелся только его край. Ратлидж вытащил его. Твердой рукой на нем было начертано: «Максвеллу Юму», но впоследствии перечеркнуто и заменено на его имя: «Иену Ратлиджу». Реджинальд написал второе имя много позже, потому что на первом чернила к тому времени уже выцвели.

— Этот?

Реджинальд кивнул.

Ратлидж вернулся и сел рядом.

— Открыть сейчас?

— Позже.

Они просидели так остаток ночи, больше в молчании, иногда Ратлидж спокойно говорил о войне, о жизни и о Максе.

Вскоре после рассвета Реджинальд протянул свою высохшую руку, и костлявые пальцы стиснули руку Ратлиджа с неожиданной силой. Ратлидж ждал.

— Прости меня, — раздался шепот.

— Прощаю от всего сердца.

— Честно?

— Бог — мой свидетель.

Спустя некоторое время в комнате наступила полная тишина, борьба за жизнь прекратилась. Ратлидж подержал еще некоторое время холодеющую руку, потом осторожно положил на колени ушедшего друга и закрыл ему глаза. Письмо он убрал в карман, чтобы не видела Розмари.

Он спустился вниз. Глаза Розмари были красными от слез, она пила чай. Молча подвинула к нему вторую чашку, он налил себе. Чай был еле теплым, но он выпил, чтобы составить компанию.

Розмари сказала:

— Я все-таки уснула. И вдруг проснулась, как от толчка, Не поняла сначала, что стало тихо.

— Я сам поговорю с мистером Гремлингом.

— Знаешь, он не хотел, чтобы звали священника. Сказал, что было бы неправильно просить Господа спасти сразу две души, его и Максвелла. — И, поколебавшись, спросила: — Он тоже убил себя, Иен?

— Нет, Розмари. Он просто перестал дышать.

— Я думала, почему он хотел, чтобы при его кончине присутствовал именно полицейский.

— Я сегодня там, наверху, не был полицейским. Я был ему другом. А мне приходилось сидеть около друзей, уходивших в мир иной, и раньше.

Она дотронулась до его руки:

— Прости и спасибо тебе.

Спустя полчаса он ушел, оставив ее неподвижно сидеть за столом. Надо было найти мистера Гремлинга.

Он не читал письмо до вечера следующего дня и вынул конверт, только когда пришел на могилу своего друга, Максвелла Юма. Реджинальд писал: