Исследователям удалось задокументировать последовательность игровых действий, через которую проходят, похоже, все дети. Профессор Лорейн Маккьюн из Рутгерского университета много лет изучает режиссерскую игру, поскольку верит, вслед за Пиаже, что способность использовать предметы как символы других предметов – это важное достижение, связанное с речевыми способностями детей. Это не такая уж безумная идея. Если слово «туфля» является символом туфли, и использование кубика, представляющего туфлю, тоже является символом, то тогда вполне может существовать связь между способностями ребенка иметь дело с символами в обеих этих сферах. Чтобы изучить этот захватывающий вопрос, профессор Маккьюн наблюдала 102 детей в возрасте от 8 месяцев до 2 лет, стараясь понять, как они играют с предметами и что происходит в это время с их речью. Она действительно обнаружила связь между тем, как дети обращаются с предметами, и их уровнем развития речи. Давайте понаблюдаем, как Дэвид проходит через пять уровней символической игры, которые наблюдала профессор Маккьюн.

Изучение режиссерской игры помогает нам понять, как виртуальная подмена чашки камнем может стать катализатором интеллектуального развития.

У 9-месячного Дэвида иссиня-черные волосы и огромные карие глаза. Он – довольный жизнью малыш, который на четвереньках спешит приветствовать профессора Маккьюн, когда она приходит к нему домой со своей видеоаппаратурой. Профессор Маккьюн достает набор заранее отобранных игрушек и кладет их на пол между мамой Дэвида и самим Дэвидом. Затем садится в уголок и потихоньку снимает, как Дэвид радостно играет с ними. Через несколько минут Дэвид берет чашку, подносит ее к губам, а потом ставит на пол. Он не делает вид, что пьет или глотает. Профессор Маккьюн считает, что это раннее проявление режиссерской игры – просто случайность. Дэвид лишь демонстрирует, что ему известно, для чего нужны чашки. К тому же Дэвид пока ничего не говорит. В схеме профессора Маккьюн этот этап называется первым уровнем.

Однако очень скоро, когда Дэвиду исполняется 13 месяцев, он берет чашку и устраивает пышное представление, достойное Пола Ньюмана. Он облизывает губы, подносит чашку ко рту, преувеличенно запрокидывает голову и делает вид, что пьет залпом. Это значительный прогресс по сравнению с тем, что он делал с чашкой в 9 месяцев, когда просто показывал, что знает, для чего она нужна. Теперь он явно играет «понарошку». Не является простым совпадением и то, что Дэвид и другие дети его возраста, которые играют в подобные режиссерские игры, уже имеют некоторый словарный запас. Но обратите внимание, что центром игры и ее героем является сам Дэвид; пока он еще не вовлекает в свою режиссерскую игру другие персонажи. Это – второй уровень, «саморежиссирование». На третьем уровне, когда Дэвид становится еще на 2 месяца старше, он делает следующий шаг и использует как объект режиссерской игры предметы. Теперь он предлагает попить своей кукле и подносит чашку к ее губам. На практике дети, которые уже достигли второго и третьего уровней, находятся на одном уровне развития речи: они используют одиночные слова.

К 19 месяцам режиссерская игра Дэвида переходит на новый уровень развития. Теперь он демонстрирует использование комбинаций игровых действий. Дэвид предлагает понарошку попить и кукле, и своему плюшевому динозавру. Через несколько минут Дэвид делает вид, что наливает сок в чашку из другой пустой чашки, а затем поит куклу. Эта комбинация – шаг вперед, поскольку она отражает более сложные ментальные процессы в мозгу Дэвида. Роль пьющего играют новые персонажи, не только сам Дэвид (кукла и динозавр), а с чашкой выполняются множественные действия (наливание и питье). К 19 месяцам Дэвид также использует некоторые словосочетания, например «папин грузовик» и «печенье кончилось». Это – четвертый уровень.

Наконец, Дэвид достигает вершины этого типа одиночной режиссерской игры, делая ее еще сложнее и демонстрируя признаки планирования и предварительного обдумывания. Теперь, на пятом уровне, Дэвид превосходит самого себя. Он видит чашку и говорит: «Надо напоить Элмо». Потом начинает искать, чем можно заменить высокий стульчик для Элмо, и в конце концов сажает игрушку между двумя большими кубиками. Затем он ищет что-то, что может послужить слюнявчиком для Элмо, и находит бумажную салфетку, которую пытается подоткнуть кукле под подбородок. Поскольку крепиться салфетке не к чему, она падает; Дэвид повторяет попытку несколько раз, потом сдается. Затем он снова берет чашку и говорит Элмо: «Пей молоко», поднося чашку ко рту куклы. Это очень сложная последовательность действий, и она говорит нам, что у Дэвида есть план, и что для его выполнения мальчик предпринимает шаги в определенном логическом порядке. Дэвид и другие дети, которые демонстрируют такую игру, где их поступки организованы иерархически (усаживает Элмо, пытается прикрепить слюнявчик, затем кормит), также обладают расширенными речевыми способностями. Дети в этом возрасте склонны использовать более длинные предложения, которые теперь состоят из двух или трех слов.

В игре дети способны трансформировать предметы так, чтобы они служили их собственным целям. Это – творческое мышление в его высшей форме.

В данной работе профессора Маккьюн интересно то, что все дети, которых она изучала, проходили через эту последовательность в своих играх, даже если некоторые ее этапы достигались ими в разном возрасте. Но похоже, что ни один ребенок в своем развитии не «прыгает» через отдельные уровни. Не все изучаемые ею дети демонстрировали нерушимую связь между уровнями игры и уровнями владения речью, но, как правило, эта связь все же существовала. Почему же она возникает? Вероятно, в основе этих способностей лежит один и тот же навык. Как мы уже упоминали раньше, таким навыком является способность оперировать символами. Режиссерская игра позволяет детям практиковаться в манипуляции символами. Хотя играют и другие млекопитающие, никому еще не удалось обнаружить свидетельства того, что в режиссерские игры играют какие-либо детеныши, кроме человеческих. Режиссерская игра подразумевает абстрагирование от рамок «здесь и сейчас». Она включает в себя действия понарошку. Такая игра – одна из характеристик, которые делают нас людьми и служат в качестве платформы для остального объема символического мышления, даже выходящего за пределы языка, – в сферах математики, физики, литературы, экономики и искусства. Когда дети вступают в мир фантазийной игры, они становятся подобны королям и королевам нового мира – мира, который они могут выстроить и контролировать. Вместо того чтобы зависеть от реальных предметов – таких, каковы они есть, – теперь дети обладают способностью трансформировать их так, чтобы они служили их собственным целям. Это – творческое мышление в его высшей форме. А режиссерская игра – это просто своего рода практика, которая нужна детям для манипуляции с символами.

Параллельно развитию ребенка игра претерпевает изменения в еще одном направлении – в выборе предметов, которые служат заменой для других предметов. По мере того как Дэвид становится старше, он все лучше и лучше справляется с выбором предметов-символов, которые выглядят все менее похожими на заменяемые ими предметы. Например, когда Дэвиду 18 месяцев, он, желая найти в куче игрушек нечто, напоминающее телефон, будет искать предмет с не выраженными внешне функциями, например – прямоугольный кубик. Он не выберет предмет с очевидным назначением, например – машину. Для того чтобы перестать обращать внимание на противоречивые сигналы, которые подает его мозгу предмет, имеющий какую-то реальную функцию, Дэвиду потребуется лучшее понимание того, как устроены и как работают символы – отчасти потому, что, как и большинству маленьких детей, Дэвиду трудно думать о чем-нибудь двумя разными способами одновременно. Но к тому времени, как возраст Дэвида будет приближаться к трем годам, он сможет понарошку использовать детскую бутылочку вместо расчески, машинку – как телефон, а куклу – как книгу. Дэвид освободится от воспринимаемых черт тех объектов, с которыми играет. Это – гигантский шаг вперед. На следующем уровне игры дети даже не нуждаются в реальных предметах, чтобы уверить себя в том, что что-то существует или происходит. А это уже не шаг, а целый прыжок вперед!