— Молли, я просила «Первородную глину».

«ДЖУЛИ, ТЫ ЗДЕСЬ?» — вопрошала рука.

— Молли, прекрати.

«Я НЕ МОЛЛИ».

— Что?!

Рука подчеркнула: «Не Молли».

— Э… — «Как не Молли?» — Что за шутки, Молли?

Но Джули чувствовала: это не шутка, не проделка какого-нибудь радиолюбителя. Это не Молли. Кто же тогда? Дух Мюррея Каца? Дух «Первородной глины»? Или, может… Она Сама, высшее духовное начало?

— Мама? — «Да неужто? После стольких лет ожиданий?» — Мама, ты?

«НЕТ, СЕСТРИЧКА, — писала рука. — ПРОСТИ».

— Иисус?

«ИИСУС», — написала рука.

— Иисус! Брат!

«ЕМ ЕМI»[17], — написала рука.

Странно. Джули немало повидала в жизни, и все же ей было не по себе: вот так выкрикивать в пустоту вопросы и получать ответы от какой-то железяки.

— Я скучаю по тебе, брат! — выкрикнула Джули. — Мне так плохо.

Рука подчеркнула: «прости».

— Ты ни в чем не виноват.

«Я ХОЧУ ТЕБЯ ПРЕДУПРЕДИТЬ», — писала рука.

— О чем?

«ПЛАЙВУД-СИТЙ».

— Там небезопасно?

«ДА».

— Мне туда больше не ездить?

«ОПАСНОЕ МЕСТО», — писал Иисус.

— Но я так хотела снова туда поехать. Я им нужна.

«ТЫ ИМ НУЖНА», — согласился Иисус.

— И наш куриный суп.

Иисус подчеркнул «да» и обвел «опасное место».

— Так мне не ездить?

Иисус обвел «ты им нужна».

— Я знаю: скоро зима.

«СУП, ОДЕЯЛА, ТЕПЛЫЕ ВЕЩИ», — писал Иисус.

— И все же это опасно? Если скажешь — я не поеду.

Молли разжала пальцы. Карандаш скатился по странице «Бога и биологии» и исчез в складках простыни.

— Иисус! — Джули снова сунула карандаш Молли. — Ответь, мне не ехать?

Тишина.

— Скажи, как мне быть?

Но рука оставалась без движения.

«Дорогая Шейла, я сражена наповал, — писала Феба на больничной открытке («Христос перед Пилатом» Тинторетто) за два дня до того, как их с Джули должны были выписать. — Ее зовут Айрин Эббот. Она одна на всем белом свете. Шейла, это любовь».

«Теперь тебе есть для чего жить», — ответила Джули.

«Я хочу, чтобы она переехала к нам, и, Шейла, у нас такая новость! Такие вещи сообщают своим самым близким подругам за ужином в китайском ресторане».

Эксцентричная сентиментальность Фебы подсказала ей выбор ресторана. Это была «Золотая Булавка». Именно сюда Джули с Биксом затащили ее в тот вечер, когда она едва не застрелилась. Во время ужина с тонких губ Айрин Эббот то и дело слетали заповеди, заученные на собраниях Анонимных Алкоголиков: будь здесь и сейчас, радуйся своим удачам, живи сам и дай жить другим. Она повторяла их так часто и так старательно, что казалось, будто эти банальности вытеснили из ее мозгов все остальное. И как только Феба могла запасть на такую скучную особу, как она могла полюбить эту болтливую лесбиянку, бледную и тощую, словно высосанную пиявками.

— Главное — понять, что нами движет высшая сила, — заявила Айрин, когда принесли коржики с запеченными в них предсказаниями судьбы. — Я вверила себя Богу, и он оттащил меня от бутылки. — Застенчиво улыбаясь, она взглянула на Фебу. — Конечно же, с помощью Фебы Спаркс и собраний.

— Как мило, — процедила сквозь зубы Джули.

«Бог, видите ли, оттащил Айрин от бутылки. Может, и так. Хорошо поработала, мамуля».

— Джули, ты тоже должна походить на собрания, — заявила Феба. — Ты многое узнаешь о жизни.

— Боюсь, что я и так знаю о жизни больше, чем хотелось бы. — Джули велела Молли взять чашку с чаем «Черный дракон» и поднести чашку к губам. Хотя ее брат был прекрасным человеком, его давешняя немногословность — «опасное место, ты нужна им» — очень раздражала. И вообще, что-то тут не стыковалось.

В «Ангеле» не только раздавали руки, там еще делали настоящие чудеса с бывшими пьяницами. Феба просто налилась здоровьем, волосы блестели. Худоба, конечно, осталась, но спокойная собранность обещала дальнейшие перемены к лучшему.

— На собраниях Анонимных Алкоголиков люди совершенно откровенны друг с другом, — пояснила она. — «Привет, меня зовут Феба, и я алкоголичка». Все искренне.

— Да, мне, наверное, было бы полезно. «Привет, меня зовут Джули, я дочь Бога».

— Ты, я вижу, с религией не в ладах, — вставила Айрин.

— Меня больше интересует физика.

Феба разломала коржик и вынула из него записку.

— Здесь написано: «Ты собираешься сообщить своей лучшей подруге удивительную новость», — объявила она.

— Правда? — встрепенулась Айрин.

— Не новость, а просто сенсация! — продолжала Феба. — Потрясней, чем «Я была суррогатной матерью снежного человека».

Джули натянуто улыбнулась:

— Потрясней, чем «Ученые доказали, что конституцию Соединенных Штатов написали инопланетяне»?

— Потрясней. Мы с Айрин… Слово, солнышко!

— Женимся, — подсказала Айрин.

— Женимся, — эхом повторила Феба и, подмигнув, потрогала пальцем обручальное кольцо Джули.

— Вы, я вижу, действительно любите друг друга, — растерянно произнесла Джули, заставив себя улыбнуться.

— Ну что такое? — встревожилась Феба. — Ты ведь не ревнуешь?

— Не ревную.

Что и говорить, Джули ревновала. Кто бы не ревновал на ее месте? После стольких лет она наконец вернула Фебу к жизни, и нате вам — придется делить ее с этой занудой.

— Кац, мне это необходимо. Ты всегда будешь моей лучшей подругой. Но по большому счету помочь алкоголику может только алкоголик.

— Свадьба — это еще не все, — подлила масла в огонь Айрин. — Мы хотим маленького.

— Ага, маленького, — поддакнула Феба.

Джули сжала зубы и уцелевший кулак. Ее истерзанная, выхолощенная матка скукожилась от зависти.

— И кто из вас будет его вынашивать?

— Я проверилась, — с готовностью сообщила Феба. — Я здорова, как девчонка из группы поддержки. Осталось только изловить какого-нибудь эльфа с волшебным порошком и — пух! — Она погладила живую руку Джули. — Послушай, Киса, я знаю, тебе хреново, эта история с твоими яичниками Но это будет общий ребенок: мой, Айрин, Бикса и твой. Мы ей никогда не скажем, кто из нас настоящая мама.

Джули разломала коржик и вынула из него свою «судьбу». «Вы тщательно и методично готовитесь к своему предприятию», — гласила записка. Она должна радоваться за Фебу. Должна.