Это отличился Сумарок. Сумарокские мужики приволокли нам берестяные грамоты и бурдюк кумыса. Я чуть было не опозорилась: думала, пятый в их компании тоже посол, а оказалось — бурдюк. А так похож был, подлец!

— Алиссандра, прекратите раздевать взглядом сумарокцев! — прошипел мне сквозь зубы взбешенный супруг.

— А что, с них что-то еще можно снять? — искренне удивилась я. — Если только… эпиля-э-э… волосяной покров выщипать, чтобы до чего-то путного добраться…

Король вдвойне подозрительно на меня уставился.

Похлопав ресницами, я быстро добавила:

— Теоретически…

— Ты! — заблажил мой славный муженек и, пока мы ждали следующую делегацию, выложил мне причину своего дурного настроения.

Оказывается, какая-то подлая морда (знаю я эту морду — видела, как на ушко ласково нашептывал. Погоди! Доберусь — собственноручно под хохлому распишу! Родная мама справку из роддома потребует!) подслушала мой разговор с графом наедине. Разумеется, сделала неверные выводы и накрутила принца… нет, уже короля, да так, что он пыхал и на меня огнем и ядом, словно огнедышащий дракон.

И теперь, не найдя другого, более подходящего места, муж устроил мне зверский разнос прямо посреди обмена любезностями с иноземными послами.

— Как ты могла?! — выдал мне король вопрос, благосклонно кивая сборной дипломатической команде мелких княжеств на востоке страны. Семь послов, все разного роста, стояли по ранжиру и кланялись поочередно. Один начал, второй подхватил и так далее… Слаженно так…

— Что именно? — уточнила я, любуясь бусами из голубого нефрита у крайнего ко мне мужчины. Наверченные в несколько рядов, они создавали впечатление ошейника. Но о-очень симпатичного! Хотелось взять за поводок и погладить по голове. Кстати, дипломат тот был самым маленьким и обладал милыми лопоухими ушами, напоминая голодного спаниеля.

— Как ты могла мне изменить? — конкретизировал свой предыдущий вопрос Матиас и проводил взглядом семь потертых пергаментов. И где только послы ими на бедность разжились? Кожа настолько обветшала, что, так и казалось — сейчас порвется подобно намокшей бумаге.

— И в мыслях не держала! — честно созналась я, невежливо пялясь на трех борцов сумо в набедренных повязках из гигантских жаб. Нет! Не шкурок жаб, а самих жаб! Ясно. Это к нам пожаловал юг.

— А граф? — Король явно питал отвращение к земноводным.

— Что «граф»? — Меня в то время заворожили подергивающиеся жабы на набедренной повязке, пока посол страны Кускуснакус отплясывал зажигательный ритуальный танец. Замечу, верительные грамоты они вручили в клетках. У них письменность, видите ли, оказалась натуралистичной. И привезли экзотические южане: пустынную собаку — как символ верности, южную лошадь — как символ помощи, и длиннохвоста — как символ плодородия. Последний был стыдливо замотан в набедренную повязку, чтобы этим самым символом не смущать дам.

— Мадам! Измены с вашей стороны я не потерплю! Тем более с графом! — прошипел он сквозь зубы, между делом улыбаясь какой-то внушительной тетке. Она возглавляла делегацию от островов Амаголяндии. Тетка пришла полуголой, в одной пальмовой юбке и бусах. Гм… «дама» стучала по полу длинными копьем, ворковала с моим мужем и трясла мясистыми (чуть не сказала «сисястыми») телесами. После того как дама удалилась, крутя пальмовой юбкой, у супруга, судя по странному выражению глаз, перед лицом стояли богатства островной страны, подпрыгивающие и покачивающиеся из стороны в сторону.

Супруг, наконец, отмер, потряс головой и, поправив сползшую на лоб корону, заявил шепотом:

— Вас, должно быть, не поставили в известность, но королем в Сегале может стать только прямой потомок Лелунда.

— Я-то тут при чем? — Удивилась, боясь окосеть, потому что одним глазом пялилась на буйствующего Матиаса, а другим — на послов в рыболовных сетях. Нет, не подумайте, не на голое тело! Мужики были вполне нормально одеты, просто сверху камзолов замотались в неводы, волочившиеся за ними по полу.

— При том! — свирепел муж. — Не мой, посторонний, ребенок сразу будет выявлен. И весьма кровавым способом! Сегодня, на глазах у народа и чужеземных наблюдателей, я приносил присягу на секретном оружии нашей семьи — волшебном артефакте. Знаете ли вы, милая, что любого чужака наш артефакт уничтожит? Мгновенно сожжет на месте?

Меня настолько поразило это известие! И совсем не потому, что я собиралась одарить супруга развесистыми рогами. Скорей, безосновательное обвинение ударило по больному — способности любить и верить. Ударило сильно и весьма болезненно.

Не знаю уж, что взбрело в голову королю и как он расценил мое потрясенное молчание, но выдал он следующее, добавившее мне обиды:

— Мало того! Если у меня возникнет малейшее подозрение, что вы не та, за кого себя выдаете, я заставлю вас коснуться того же предмета. Если в вас не окажется ни капли королевской крови, это увидят все. Впрочем, для вас, дорогая супруга, это обстоятельство не сыграет никакой роли, ведь к тому моменту вы уже погибнете. Королевский артефакт безжалостен и убьет любого самозванца, который покусится на высшую сферу влияния.

Больно! Как больно и противно! Получается, сейчас я «разменная монета» в игре сильных мира сего? И они, не задумываясь, сбросят меня со счетов во имя своих высших интересов? Но как же я хочу жить!

Я механически улыбалась, памятуя о множестве устремленных на нас глаз. А муж изливал раненную неуместной ревностью и запоздалой супружеской гордыней душу. Но даже осознание причин его поступка успокоения не приносило. В данный момент король вел себя как собака на сене: самому не надо, но и другим не позволю! И смех, и грех!

«Он довел ее до привычного отчаяния, а затем вернулся к своим неотложным делам».[43]Так и у нас. Матиас, выпалив наболевшее, успокоился и вернул свое высочайшее внимание послам. Как раз одно посольство сменялось другим. После долгого взаимного расшаркивания место у престола занял темнолицый мужичонка, похожий на высушенный урюк. Да что там урюк — скорее, на чернослив!

Прямой, как обгорелая деревяшка, кудрявый посол, замотанный в белую простыню и увешанный золотыми браслетами с ног до головы, заливался соловьем и попутно делал мне сомнительные комплименты, от которых я только морщилась, так они были некстати. А король тихо зверел.

Когда посол, по обычаю своей страны, название которой я благополучно прослушала, попытался в знак чего-то там подарить мне браслет, муж скрипнул зубами и, еле сдерживая ярость, жестко уронил:

— Благодарю, но королева не принимает подарков от посторонних! Это закон Сегала!

Посол понял и не настаивал, бросив в мою сторону сочувствующий взгляд.

— Мадам, вы самодержица всея Сегала, не позорьте свою страну! Прекратите кокетничать! — Это уже досталось «на орехи» мне.

Если мое кокетство заключается в вежливой, ничего не значащей улыбке, то буду сидеть «букой» и подозрительно всех сверлить глазами! Но меня не хватило надолго.