Но больше всего — внутренней силой, характером и умом.

Айра попросила Коренмая рассказать о том, как Дайрут приобрел наручи, — и тот поведал ей эту историю.

И когда они пришли к ней в очередное утро — а Дайрут все еще бредил, — Айра прямо спросила их, что будет, когда он встанет и выйдет, страшный, злобный и бессмертный.

Что станет с ними всеми, что станет с Ордой?

— Я не видела горного короля, но по рассказам я поняла, что для всех было бы лучше, если бы ему сразу отрубили руки.

— Ты права, — ответил Ритан.

И Айра поняла его до того, как слова перевел толмач — потому что ей предстояло здесь жить, и она очень, очень хотела знать язык кочевников.

— Он убьет всех, кто окажется поблизости, а потом превратит весь мир в то безумие, которое вы видели в подземных пещерах, — сказала Айра, пока еще на имперском. — Говорить с ним бессмысленно, пугать — опасно.

— Куда мы денем наручи? — спросил Коренмай, раньше других понявший, к чему клонит Айра.

— Вы трое равны, и никому из вас нельзя брать наручи, — сказала королева Дораса. — Я предлагаю выбросить их в море и надеяться, что никто — ни жрецы, ни маги, ни герои не найдут их.

— Есть выход лучше, — добавил от себя толмач, с которым королева успела переговорить ночью. — Можно отдать их Айре, даже если она наденет их, она все равно останется маленькой девочкой, и убить ее будет несложно.

— Хороший выход, — сразу кивнул Ритан.

Остальные двое думали чуть дольше, но тоже склонили головы.

Айра смотрела на них и удивлялась, как же они не догадываются, что все трое думают об одном и том же. О том, чтобы отобрать у нее наручи, как только Дайрут будет мертв или, хуже того, лишен рук и изгнан из Орды.

Каждый из троих собирался забрать страшные предметы себе, и никто из них даже не подозревал о том, что так же думают и остальные двое.

«Эти парни неглупы, не надо недооценивать их, — сказал внезапно Голос. — Просто у них другое воспитание. Все они — мальчишки, которых не учили править, не учили даже просто управлять другими. Они сталкивались с воинами и убивали их. Потом сталкивались с политиками — и тоже рубили их. Сейчас, после победы над Разужей, они должны были очень быстро учиться, но сложные вопросы взял на себя Дайрут — как обычно. Но если ты дашь им шанс, они быстро научатся».

Весь день они разговаривали впятером — толмач оказался дядей Ритана, братом матери, а Айра помнила, что такое родство в степи очень значимо, и потому ни у кого и мысли не возникло, что он предаст.

Они говорили о том, кто должен рубить руки, нужно ли убивать Дайрута или же оставить его в живых, как сообщить о произошедшем людям, где найти нового хана — трое соратников Дайрута прекрасно понимали, что за ними никто не пойдет. В их жилах не было благородной крови, а правильно запустить нужный слух, как это сделал Дайрут, никто из них бы не смог.

Значит, нужен кто-то, кого можно назвать ханом, а управлять троица собиралась сама.

Айра была рядом, она могла направлять их решения, но по-настоящему всерьез они ее все еще не воспринимали и ждали, что она и сама поймет это.

Вечером Дайруту не стало лучше.

— Он безумен, и это совершенно необходимо, — сказала Айра. — Но вы не можете убить своего друга. Это сделаю я.

* * *

Хан Дайрут Верде не мог даже пошевелиться.

Имур держал его ноги, Ритан — левую руку, Коренмай — правую.

Айриэлла занесла топор и совершенно спокойно, без слов и размышлений, опустила его лезвие чуть ниже локтя вначале одной руки, а затем второй.

— Надо его добить, — в глазах Имура мелькнул страх.

Айриэлла взглянула на Дайрута и внезапно поняла, что не сможет этого сделать. Ей не хотелось, чтобы он умер, чтобы он исчез из этого мира, в нем, даже немощном и безумном, оставалось что-то такое, что пробуждало в ней приязнь.

И лишиться ее было бы больно, очень больно.

— Без рук и наручей он — никто, — ответила девушка. — И если не умрет, то послужит остальным уроком. Отпустите его.

— Ха! — усмехнулся держащий руку Дайрута Коренмай. — Если его выгнать из Орды, он не проживет и дня. Его убьет первый же, кто узнает.

— Надо прижечь обрубки, чтобы не истек кровью, — посоветовал Ритан.

Айра, стоя чуть позади, с отвращением снимала с крепких, жилистых рук наручи.

«Быстрее, быстрее, — нетерпеливо говорил Голос. В нем чувствовались жадность и нетерпение — то, чего раньше Айра за своим бестелесным спутником никогда не замечала. — Надевай!»

«Но мы же договорились…»

«Они могут переиграть, им нельзя верить!»

А в следующее мгновение Айра почувствовала, как ее словно пронзило молнией. От копчика до затылка, потом обратно.

Ей захотелось разорвать кого-нибудь и съесть.

И тут же все вокруг прояснилось — полумрак ханского шатра будто осветился, и стало все великолепно видно и слышно. Желание разорвать кого-нибудь прошло, зато явилось осознание собственной силы.

«И вот теперь мы с тобой можем начинать диктовать условия. — Голос звучал довольно, словно мурлыканье сытого кота. — Еще немного, и мир ляжет под копыта нашего коня».

Капли зеленовато-желтого живого огня прыгали с пальца на палец, перетекали по узким загнутым когтям дьявола.

Бегемант, едва оправившись от очередного приступа, стоял между мертвыми деревьями священной некогда рощи на краю погибшего мира и размышлял.

Осколок Дегеррая был уже виден, и необычайно острыми глазами дьявол легко мог рассмотреть отдельные города, селения и даже совсем мелкие точки разумных и неразумных обитателей этого мира.

Хан Разужа умер, сотни тех, кто проповедовал конец всему и скорый приход Хаоса, оказались уничтожены, а старательно собираемая Орда внезапно очутилась вне воли Бегеманта.

Осколки сходились все ближе и ближе, до столкновения остались считаные месяцы, и надо думать о том, чтобы они не разминулись. И при этом сошлись как можно более жестко, уничтожая смертных и ввергая в панику тех, кто уцелеет в момент удара!

Однако дьяволу было плевать на это.

Всю подготовку взял на себя Демоз, порождение Хаоса куда низшего уровня, хотя и более упорное.

Талантливый и умный, он мог многое, но то, что было дано Бегеманту от рождения в огненной купели Хаоса, демон вынужден был постигать ценой многих ошибок, тупиков и трудов.

Десятки лет подготовки, труднейшая битва с Дегерраем, ювелирный расчет, после которого два Осколка должны были стать единым целым, чтобы затем вернуться в священный Хаос — все это оказалось под угрозой.

Бегемант улыбнулся — в этой мысли тоже была красота, причем красота Хаоса, первопричинная, та, которая не поддается ни логике, ни разуму.