В электричке оказалось, что пачка сигарет вывалилась из Аниного кармана, скорее всего, когда они сидели на дереве. Время уже поджимало, и им пришлось торопиться в аэропорт – в магазин было уже не успеть. В аэропорту, когда они прошли в чистую зону, их рейс задержали на несколько часов – в итоге они прилетели в Москву под утро и бросились на экзамен по английскому. Когда на крыльце университета только начал расцветать скандал с “Афишей”, Аня так торопилась уйти, что даже забыла покурить. А потом, когда вспомнила, с неожиданным упрямством подумала, что не курила уже больше суток – дольше, чем за все последние несколько лет, и имеет задел, чтобы бросить совсем. И действительно бросила.

На волне “Афиши” администрация нагрянула к ним с проверкой и пришла в ожидаемый ужас. Сашу тут же выселили в его мужскую комнату, Аню и Соню заставили ремонтировать их женскую. Соня великодушно приняла участие в починке кроватей и покраске стен, а потом, когда волнение поутихло, молча перебралась к Саше. Ночевать к себе она приходила раз в несколько дней.

Несмотря на то что все эти дни Аня нетерпеливо ее ждала, как только Соня появлялась на пороге, она принималась изводить ее придирками. Анины упреки были настолько же абсурдными, насколько бестактными: ей не нравилось, что́ Соня ела, как отдыхала, как готовилась к экзаменам, как относилась к Саше. Та встречала все претензии с неизменной отстраненной вежливостью. Она никогда не защищалась и не вступала в перепалку – временами Аня даже с ужасом думала, что Соня сочувствует ей, но в комнате она ожидаемо стала появляться все реже и реже.

Оставаясь одна, Аня металась между бессильной яростью и унынием. Она то проклинала Соню и желчно мечтала об их с Сашей разрыве, то впадала в саможалость и обещала себе, что костьми ляжет за Сонино благополучие и счастье.

По мере того как между ней и Соней нарастало напряжение, между ней и Сашей крепла симпатия. Эта симпатия не шла дальше болтовни на крыльце или теплых объятий при встрече, но Аня была благодарна. Саша явно давал понять, что желает остаться в стороне от чужого конфликта, и старался уравновесить Сонино охлаждение своим дружелюбием.

Однажды они столкнулись на пороге магазина: Аня возвращалась в общежитие с пакетами, и Саша буквально отобрал их в деятельном намерении помочь. Пакеты были легкие, идти было близко, но Аня не стала лишать друга возможности проявить участие. Они пришли к ней в комнату, Аня предложила чай. Чая вообще-то совсем не хотелось, потому что было начало лета и на улице стояла страшная жара, но Саша неожиданно согласился. Им обоим было нечего делать, и они решили что-нибудь посмотреть. Сели на кровать, ноутбук поставили на стул напротив. Саша хотел показать какую-то американскую комедию из своего детства, Ане было все равно. Спустя десять минут он обнял ее, и Аня положила голову ему на плечо. Она подумала: как хорошо, что они давно знакомы и пережили столько всего, что могут позволить себе сидеть вот так, не испытывая смущения. Саша поцеловал ее в макушку, она благодарно приобняла его в ответ. Она продолжала умиляться их особенным отношениям даже тогда, когда он поцеловал ее в губы, и только почувствовав его руку у себя под майкой, поняла наконец, что сильно переоценила эту особенность.

Она сказала нет. Саша сказал хорошо. Через пять минут все повторилось снова. Еще через пять минут – снова. Каждый раз Аня говорила “нет” чуточку позже. Это игра, успокаивала она себя. В происходящем нет ничего плохого до тех пор, пока не пройдена последняя черта.

Аня не поняла, в какой момент ей надоело играть. Она даже не сразу поняла, что именно повлияло на ее решение. Точно не Саша – несмотря на свое непосредственное участие, он мало воздействовал на ситуацию. Борьба шла между Аней и откровенным злом, которое она могла совершить по отношению к Соне. И зло победило.

Секретность делает из секса измену. Когда Саша ушел, Аня долго размышляла. Она с замиранием сердца ждала раскаяния или желания немедленно повиниться, но почувствовала совсем другое: низость ее поступка парадоксальным образом возвеличила ее в собственных глазах. Она как будто перешла в разряд настоящих злодеев. Раньше Аня была как все – барахталась в серой зоне субъективно плохих и хороших дел. Теперь она впервые сделала вещь, которая выводила ее из этой серой зоны и помещала в другую часть спектра. Определенность ее нового положения была почти утешительной.

Аня с энтузиазмом принялась осваивать новую роль. Когда они вскоре снова остались с Сашей наедине и ситуация повторилась, она больше не колебалась. Ей доставляло удовольствие раз за разом подтверждать свою преступность. Не меньшее удовольствие ей доставляло хранить секрет, прятаться, бояться быть пойманной.

Иногда Ане казалось, что Соня обо всем догадалась – по тому, как она смотрела на нее, как она смотрела на Сашу, если они оказывались втроем, по неясным намекам, которые Ане мерещились в ее словах. Однако если Соня что-то и подозревала, прямо она об этом не говорила. Их отношения даже наладились: обманывая подругу, Аня смогла позволить себе роскошь больше к ней не придираться. Иногда она в порядке умственного эксперимента рассуждала, что бы произошло, скажи она Соне правду. Вряд ли что-то страшное – Аня не сомневалась, что Соня простит ее, но ей доставляло удовольствие играть с этими фантазиями. Ане мало было упиваться своей скверностью – хотелось еще ею хвастаться. Ничего такого она, впрочем, не делала.

Окончив университет и съехав из общежития, Аня и Соня поселились у Сониного брата. Он занимал одну комнату в коммунальной квартире – втроем там было невообразимо тесно, но это хотя бы давало время для поисков постоянного жилья. Аня и Соня искали его по отдельности. Саша, которому оставалось учиться еще год, мог и дальше жить в общежитии, но считалось, что как только Соня найдет квартиру, он переедет к ней.

Из-за отсутствия полноценного дома в то лето втроем они виделись гораздо реже – особенно Аня с Сашей, которым было необходимо скрываться. Однажды они даже решили снять гостиницу. Ане по фильмам казалось, что в этом есть особенная вульгарность – изменять с любовницей в гостиничном номере. Ей, однако, также казалось, что, не узнай она наверняка, каково это, ее падение будет неполным, а она, как и когда-то в случае с Андреем Павловичем, не собиралась останавливаться на полпути.

Снять гостиницу они решили спонтанно и, выйдя из бара в центре, побрели наугад, уверенные, что обнаружат подходящую буквально за поворотом. Ни за этим поворотом, ни за следующим гостиниц не оказалось, в первой попавшейся не нашлось номеров. В конце концов они вышли к МИДу и напротив него, через дорогу, увидели две одинаковые высотки явно гостиничного типа. От них веяло советским шиком и дороговизной, которую безработные Аня с Сашей не могли себе позволить, но сил продолжать поиски не было. Одна гостиница называлась “Золотое кольцо”, вторая – “Белград”. Они выбрали “Белград” за неожиданность топонима и вошли внутрь.

Переминаясь с ноги на ногу перед стойкой регистрации, Аня пережила несколько унизительных минут – ей казалось, что все смотрят на них с подозрением и осуждением. Она не знала, из-за чего больше: потому, что их нечистые намерения очевидны, или потому, что очевидна их некредитоспособность. Номер стоил девять тысяч рублей – почти все их с Сашей совместные деньги. Они заплатили. На лице девушки с ресепшена, наблюдавшей, как они пересчитывают купюры, не дрогнул ни единый мускул. Аню всю перекручивало изнутри.