– Да, госпожа!

– В таком случае – приятных снов, кентурион Геннадий. До завтра.

Корнелия быстро повернулась и вышла из комнаты.

– Пойдем, кентурион, я покажу тебе комнаты, – сказала Фотида. – Прислать тебе рабыню в постель?

– Не нужно. Можешь предложить моему декуриону.

– Ему тоже не нужно. – Сухой смешок. – Он уже отыскал подружку. Ему никто не откажет, кентурион.

– Почему?

– Потому что мы все в долгу перед вами, – очень серьезно сказала Фотида. – Вы нас спасли.

– Это наш долг, – спокойно ответил Черепанов.

Фотида ничего не сказала. Просто взяла со стола светильник и двинулась вниз по лестнице.

На следующее утро Корнелия к завтраку не вышла.

– Нездорова, – сказала Фотида с явным неодобрением.

– Можно надеяться, что она выйдет нас проводить? – спросил Геннадий.

– Не думаю. Не мрачней, кентурион, – добавила она, понизив голос, – ты ее ничем не обидел. Она… хандрит. С Корнелией это бывает, не обижайся.

– Разве на нее можно обижаться? – Черепанов улыбнулся, но на душе скребли кошки. Да, эта девушка – не про него. Что для дочери сенатора какой-то младший кентурион?

Черепанов не слишком хорошо разбирался в женской психологии.

Заглянув еще раз в маленький госпиталь, он пожелал своим парням скорого возвращения.

Уже у ворот его остановил новый (старого убили варвары) управитель поместья.

– Можно нам снять повешенных, кентурион? – спросил он. – Нам брус нужен. Да и воняет тоже.

– Снимайте, – разрешил Черепанов.

– Ага, – удовлетворенно констатировал Пондус. – Прибыл наконец!

– Разве я опоздал? – осведомился Черепанов.

– Нет, все в порядке. Давай сразу к Феррату. Тебя наш латиклавий видеть желает. Иди, получай свои награды.

Что ж, награды – дело хорошее. Но желательно бы хоть пыль с физиономии смыть и грязь с калиг счистить. С дороги-то.

– Иди-иди! Пусть видит латиклавий, что ты не вино хлещешь на радостях, а в трудах пребываешь.

Ну, раз первый считает, что грязный кентурион лучше чистого – ему видней.

Черепанов велел свести своего коня в стойло, а сам двинулся по широкой виа претория[139]в «командирскую» часть лагеря.

Почти все встречные приветствовали его: кентурион Череп был популярной фигурой. Разумеется, сам подполковник помнил по именам немногих. Но неизменно отвечал на приветствия и поздравления. В лагере слухи распространяются со скоростью степного пожара, а тут двое суток прошло. Немудрено, что о победе «трусливой» кентурии не знали только глухие.

Старший кентурион Феррат обитал в неплохом домике прямо напротив претория. Старший кентурион был весел.

– Прямо с дороги? Куда ездил, в Августу?

– Нет, в имение Гордиана. У меня там раненые остались…

– Молодец! – Старший кентурион аж расцвел. – Так и надо, гастат! В первую очередь – о своих легионерах. Непременно Фракийцу расскажу!

Черепанову стало очень неудобно. Поскольку вовсе не к раненым он ездил. Конечно, и к раненым тоже…

– Слушай, Сервий, я одного из моих парней хотел в декурионы представить, да не успел. Можно от позавчерашнего оформить»?

– А какая разница?

– Да понимаешь…

Старший кентурион бросил на него быстрый взгляд:

– Покалечили кого? Хочешь пенсию поднять?

– Да, – честно признал Черепанов.

– Оформим, не беспокойся. Ты сегодня именинник. И список отличившихся подготовь. Укажи – кому что. Я подпишу. Знаю, лишнего не попросишь. А сейчас пошли на тебя награды вешать. Чую, будет тебе сегодня представление на золотой венок. Этот преторианец, которого ты выручил, нашему Магну родич. Так что сукин сын непременно расщедрится. Это даже и хорошо, что Фракийца нет. Максимин, он на награды скупой, уж я-то знаю.

Трибун-латиклавий Гай Петроний Магн оказался куда моложе, чем ожидал Черепанов. Лет двадцать пять от силы. Но важности – минимум на троих. И свой белый шарф носил с невероятной надменностью. И этим сразу напомнил Черепанову его родича-преторианца.

– Тот самый первый гастат Череп? – осведомился трибун у старшего кентуриона, не удосужившись ответить на приветствие офицеров.

И оторвать задницу от стула – тоже.

– Да, это он, – сухо произнес Феррат.

Было видно, что он латиклавия терпеть не может. И Геннадий его понимал.

– И что мне с тобой делать, младший кентурион… – брезгливо кривя узкие губы, процедил Магн.

Черепанов промолчал. Нескромно же говорить о собственном поощрении.

– А ты что скажешь, Феррат?

– Позволь, латиклавий, рассказать тебе о том, как кентурион Череп…

– Не нужно, мне уже рассказали, – отмахнулся трибун. – Так что же мне с тобой делать, гастат? Меня удивило и насторожило, когда я узнал, что легат Максимин поставил кентурионом варвара. Но твои преступления слишком велики даже для варвара.

Черепанов услышал, как Феррат озадаченно крякнул. Признаться, он сам тоже ожидал другого.

– Э-э-э… Петроний, ты уверен, что тебя правильно информировали? – спросил старший кентурион. – Возможно, тебе все же стоит послушать, что сделал кентурион Череп?

– Меня правильно информировали, – отрезал Петроний Магн. – Не думаю, что ты, не присутствовавший там, сможешь сообщить мне больше, чем трибун претория, лично участвовавший в событиях.

«Ах вот оно что! – сообразил Черепанов. – Паскудник-преторианец все же наябедничал».

– И в чем же состоят мои преступления? – очень спокойно осведомился он. – Просвети меня, варвара, какие законы я нарушил?

– Во-первых, ты преступно медлил, прежде чем выступить на защиту римских граждан, подвергшихся насилию. Что, в свою очередь, привело к тому, что многие подданные императора погибли.

К счастью для тебя, благородная Корнелия Гордиана уцелела, но это опять-таки не твоя заслуга. За это ты должен благодарить доблестного трибуна Секста Габиния, которого ты…

– Прошу прощения, латиклавий! – перебил Черепанов. – Давай сначала по первому пункту обвинения! У тебя есть свидетели моей преступной медлительности?

– Ты забываешься, кентурион!

– Не думаю. Я просто задаю вопрос. И хочу услышать ответ. Таково мое право, утвержденное законом.