– Жаль, – искренне произнес Черепанов и подумал, что надо бы договориться с писарем: оформить задним числом парню «декуриона». Чтобы пенсия была побольше. Да, местная медицина – куда лучше, чем ожидал Геннадий. Но все же похуже, чем в двадцать первом веке. В том времени парню сшили бы поджилки – и все дела. Ну, хромал бы немного…

Последние слова подполковник пробормотал себе под нос, но медик услышал.

– Сшить сухожилия? – проговорил он удивленно. – Мой учитель такого не делал. Но мысль любопытная… Тебя обучали медицине?

– Я – солдат, – сказал Геннадий. – Сам понимаешь… И там, где я родился, лечат по-другому.

– Было бы крайне любопытно поговорить с вашими медиками, – заметил грек.

«Еще бы!» – подумал Черепанов.

Хотя он подозревал, что большая часть наработок прогрессивной медицины здесь окажется бесполезной. Без современной им техники и фармакопеи. Он уже знал, что значительное число раненых умирают не от самих ран, а от потери крови. Или от последующего заражения. Например, после полостных операций, проведенных местными врачами, которые, кстати, старательно выполняли все требования антисептики. Не потому, что знали о микробах, а потому что их так учили. Но раз на раз не приходится. Зато – приятный сюрприз! – в этом мире существовала анестезия. С помощью настойки мака. Правда, в полевых условиях чаще использовалось спиртное.

И деревяшка – в зубы.

Но факт остается фактом: в пылу битвы те же варвары продолжали биться и убивать с такими ранениями, после которых человек не должен не то что драться, на ногах стоять. С проломленной головой, с отсеченными конечностями, с разваленной брюшиной. Черепанов сам видел, как громила-германец одной рукой кишки придерживал, а другой – рубил наотмашь. Да, они еще могли убивать – какое-то время. Но выжить – нет.

Пока Черепанов общался с лекарем, в триклинии готовили стол. Вернее, столы, поскольку, как выяснилось, в хороших домах со столов не убирали. Убирали сам стол. И приносили следующий. Накрытый, разумеется.

Обедали вчетвером: Геннадий с Трогусом, прекрасная хозяйка и почтенного возраста дама, домна Фотида, бывшая при Корнелии, надо полагать, кем-то вроде компаньонки. Последняя оказалась весьма полезна Черепанову – в качестве источника информации о здешних застольных манерах. Сама Корнелия ела, как воробушек: там зернышко, тут семечко… Но очень изящно. Черепанов искренне ею любовался. Правда, не забывал отдавать должное и тому, что лежало и стояло на столе. Двенадцать часов в седле изрядно возбуждают аппетит.

– Я рада, Геннадий, что ты сумел так скоро приехать, – говорила Корнелия. – Ты показался мне очень интересным человеком. Не таким, как другие военные.

– Не таким, как твой жених? – осведомился Черепанов.

– Секст – не военный. – Изящная головка качнулась, звякнули золотые колокольчики-серьги. – Секст – в первую очередь патриций. Конечно, он храбрец. Он даже выходил на арену, под маской, разумеется… Ой! – Корнелия прижала ладошку к губам. – Прошу вас не говорить об этом никому. Это ведь тайна!

Под алебастровой маской благородной римлянки на миг проступила совсем юная девушка.

– Мы будем молчать, – заверил подполковник.

– Ну да, – подтвердил Тевд. – Хотя не вижу в этом ничего дурного. Такое и императоры себе позволяли. Главное – чтобы тебя не прикончили там, на песке. А таких – немного. Вот мой кентурион, кстати, – он мог бы! – Трогус повернулся к Геннадию и поднял большой палец. – Мой кентурион – та-акой боец!

– Замолчи, Тевд, ты пьян! – сухо произнес Черепанов. – Я никого не хочу осуждать, домна, но сам я никогда не стал бы убивать ради удовольствия. Неважно, своего или чужого. Когда мне было совсем немного лет, я… – он запнулся, подыскивая слово, —…я победил на Играх в своем городе. Один раз. И больше в них не участвовал, хотя на наших Играх никого не убивают.

– Мне тоже это кажется глупым, – убежденно произнесла Корнелия. – И мой отец говорит, что гладиаторские игры – пустое расточение средств, которых и так не хватает. Но еще он говорит, что арена Веспесианова амфитеатра – это сердце Рима. Ты был в Риме, Геннадий?

– Еще не успел, – улыбнулся Черепанов. —

Я недавно в империи.

– Тебе непременно следует побывать в Риме! – воскликнула девушка. – Кто не видел Рима – тот не видел ничего!

– Ну да, – поддакнул Тевд. – Особенно если заглянуть в греческий или сирийский кварталы. Такой вони я точно нигде не встречал. А в Субуру или на тот берег Тибра без меча лучше не соваться. Иначе точно больше ничего не увидишь.

Тевд шутил. Он был ярым фанатиком Великого города. Черепанов исподтишка показал ему кулак.

Чопорная домна Фотида осуждающе поджала губы.

– Наверное, ты прав, – согласилась Корнелия. – Но мы туда не ходим. Зачем туда ходить? Скажи, Геннадий, где ты воевал, пока боги не привели тебя сюда?

«Я должен поразить ее воображение», – думал Черепанов, пока слуги уносили один стол и ставили перед ними другой – с десертом.

Сознание подполковника как бы раздвоилось: одна его часть четко анализировала ситуацию, подбирала нужные слова и вела искусную игру, вторая – глупо улыбалась и глотала розовые слюни, точно впервые влюбившийся подросток, которому для абсолютного счастья достаточно просто смотреть на предмет своих чувств. Определенно, попав в этот мир, Черепанов «помолодел».

«Где ты воевал?» Гм-м-м…

Геннадий на мгновение представил, как, повинуясь движению штурвала, опускается хищный нос «сушки», как переворачиваются облака и запрокидывается вверх серо-зеленая поверхность земли…

– Там, – Черепанов показал вверх. – Я воевал там, – и добавил, потому что его не поняли: – Там, в небе.

Первым засмеялся Трогус, потом почтенная Фотида выдавила сухой смешок. Последней рассмеялась Корнелия. Только после того, как улыбнулся сам Черепанов.

Больше они к этой теме не возвращались.

Снаружи потемнело, и в триклиний внесли изящные бронзовые светильники.

Трогус незаметно исчез. Почтенная Фотида убралась в уголок и занялась рукоделием. Достаточно далеко, чтобы не слышать их разговора, но достаточно близко, чтобы видеть, что они не занимаются чем-то предосудительным.

– Скажи, Геннадий, – попросила Корнелия. – На вашем языке сочиняют стихи?

– Множество.

– Прочти что-нибудь…

Черепанов задумался. Последний раз он читал стихи лет пять назад. На каком-то юбилее. Последний раз стихи девушке… Нет, девушкам стихов он не читал никогда. Ему читали, бывало. Но не наоборот.

«Вот Лешка бы не опростоволосился», – подумал Черепанов. И только сейчас сообразил, что в последний месяц ни разу не вспомнил о своем космонавте-исследователе. Ой как стыдно!