«Нежата, похоже, очень много от меня скрывает… Может, все-таки уйти? – с надеждой подумал нойда. – Это не моя битва…» Но уже и сам знал, что не уйдет – не сможет. И не из-за бедной запутавшейся Ойрин, и не из-за воеводы, который заточил брата и сам как в силок попал. Глаза умирающего Велько держат его крепче цепей.

«Похоже, мы с тобой в один силок угодили», – мысленно сказал он Нежате.

Нойда выпрямился, открыл глаза, устремил взгляд в небо над горой и ударил в бубен.

Лес сразу зашумел, струи света побежали от корней вверх по стволам сосен. Небо стало зеленым, наполнилось вороньим граем и хлопаньем крыльев, великое множество летящих воронов закрыли звезды. Один из воронов слетел вниз и сел нойде на плечо. Его когти впились в тело сквозь малицу, обжигая холодом.

– А, хорошо, – нойда погладил его перья. – Лети передо мной, сайво-ворон, указывай путь к небесной горе!

Налетел вихрь, вошел в тело шамана, и оно само стало ветром. Нойда медленно поднялся над лесом. Костер удалялся, превращаясь в яркую звезду среди прочих звезд. Бубен светился изнутри и рвался из рук, будто тоже стал птицей.

– Неси меня, небесная лодка! – нойда повернул бубен плоской стороной, отпустил, мигом вскочил на него обеими ногами и взмыл в сияющую черноту.

* * *

Что наверху, то и внизу.

Что на земле, то и на небе.

Вот вздымается облачная гора среди небесных лесов. Корни ее уходят во мрак преисподних, а вершина сияет невыносимым пламенем, как солнце в зимний день. В горе – пещера, и в ней заточен огненный дух, закованный в колдовские нерушимые цепи. Даже здесь они держат его.

«Освободи меня, нойда!»

«Сперва скажи, кто ты?»

«Холод убивает меня! Помоги, и я награжу тебя так, как ты и мечтать не смел…»

«Я не могу тебе помочь. Не я тебя заковывал».

«Если кто и может, то ты!»

«Я тебя не знаю. Раньше ты был Велько – а кто ты теперь? Считаешь меня совсем глупым нойдой, который завязал себе глаза и полезет в волчью яму?»

«Так посмотри. Вот я, весь перед тобой…»

Человеческое тело – сама по себе темница для небесного существа. Здесь, среди звезд, нойда видит сущность узника намного яснее. Гордая и измученная человеческая душа, а сквозь нее, как огонь в светильника, сияет вечный золотой огонь. Этот свет – средоточие жизненной силы, им можно наделить, но нельзя владеть. Смертные живы лишь его отблесками, он согревает их и дает силы, пока они живы, источник же – у богов. Это неисчерпаемый колодец, который неспособны погубить никакие чары. Чего тогда добиваются те, кто заковал его?

«Ты уже начал понимать, кто я?»

«Вижу, ты из рода богов. Есть в тебе и человеческая природа… Однако я знал об этом и раньше. Что ты натворил, почему оказался в темнице? Тебя наказали?»

«Я ни в чем не виновен ни перед богами, ни перед людьми! Меня держат в цепях злоба и зависть… Стой, куда ты?!»

«Прежний Велько мне не врал».

«Я не лгу! Клянусь…»

«Не клянись, лучше покажи то, что скрываешь. То, что я увидел – это тоже ты, но не весь. Пока я не увижу все, и пальцем не шевельну!»

Дух в цепях молчит, глядя на собеседника пылающими глазами.

«Ты ведь ищешь падшую богиню? Подсказать тебе, где она скрывается?»

Нойда отступает на шаг, чувствуя себя так, будто кто-то целится ему прямо в спину. Так-так, пока он старался распознать истинную природу узника, тот влез в его память!

«Неспящая, Синеокая… Ее настоящее имя другое».

«Я знаю», – процедил нойда.

«Помоги мне выбраться из пещеры, и я возможно подскажу, как ее найти…»

«Нет. Прощай, Велько».

«Я ведь могу и сам освободиться! – в голосе узника вдруг отчетливо звучит угроза. – Человечье тело – те же оковы, но избавиться от них куда проще. Пусть тогда попытаются сковать того, у кого нет ни рук, ни ног!»

Нойда похолодел, услышав, как изменился голос узника. В этот же миг он понял, где ему следует искать скрытую сущность Велько, и это осознание наполнило его смертельным холодом.

«О Каврай, отец колдовства, избавь меня…»

В этот миг Велько шагнул вперед, протягивая к нему руки.

Нойда не понял, как узник оказался так близко. «Попался!» – только и промелькнуло в его сознании. Велько схватил за оба запястья, притянул к себе и впился пылающим взглядом в глаза, ломая все преграды, вытягивая саму жизнь… Шаман сделал единственное, что мог – откинул назад голову и с размаху ударил его лбом в переносицу…

* * *

Раздался женский крик. Сияние огненных глаз погасло, холод нахлынул тяжелой морской волной. Вокруг снова был ночной лес, дремала под снегом река. Возле ног шамана скорчилась Ойрин, держась за разбитый нос.

– Ты чего дерешься? – всхлипнула она, размазывая кровь по лицу.

Нойда наклонился, поднял ее за шкирку, встряхнул.

– Как ты посмела прикоснуться ко мне, безмозглая? – прорычал он. – Ты хоть понимаешь, что чуть нас обоих не убила?

– Я должна его освободить! – закричала Ойрин. – Ты боишься за свою жизнь, – а я нет! Что мне твоя жизнь или своя, если будет жить он?

– Кто он? – ядовито усмехнулся нойда. – Огненный змей? Если хочется себя скормить ему – на здоровье, но не пытайся накормить его мной!

– Какой еще змей?

– Ты не слышала об огненном змее? У лопарей о нем не рассказывают, однако у словен я много раз о нем слышал. Он является молодым вдовам, тоскующим без мужа, прилетает к ним по ночам. Приняв облик погибшего, подчиняет женщину своей воле и сосет из нее жизнь. Ты же понимаешь, что тот, под горой – вовсе не твой Йеро?

Ойрин сидела на снегу и смотрела на него насупившись.

– Было ли не было, может и привиделось, – заговорила она вдруг. – Давно, еще в девичестве, пошла я на реку. Тут вода плеснула, то ли змея, то ли рыба, и вдруг поднялся передо мной из прибрежных трав юноша, прекрасный как молодой князь. Лицо его сияло – не шучу, у меня ноги подогнулись, аж на бережок села. А он улыбнулся, взмахнул огненными крыльями и взлетел… Только я его и видела. Много лет я его помнила. Потом вышла за Йеро, начала уже забывать…

– А теперь вспомнила. Стало быть, понимаешь, что это не Йеро, – оборвал ее нойда. – Так к чему твердишь о муже, которого ты якобы хочешь спасти? Если тебя заворожил небесный князь с пылающими крыльями, прекращай врать мне, родичам, а главное, себе. Тому, кто под горой, до тебя дела нет. Его сейчас одно заботит – своя жизнь, которая от него ускользает. И ради этого он сожрет и тебя, и меня, и кого угодно…