– Тогда зачем все это, Дейв? Переписка с министерством внутренних дел и прочая суета?

– Я полагаю, что Кинг невиновен, а ты не убедил меня в том, что Олмонд жив. Почему я должен игнорировать тот факт, что люди, с которыми я беседую, тотчас исчезают?

– Благородные мысли.

– Не язви. Будь ты на моем месте, тебе бы тоже не спалось при мысли о том, что невиновный человек отбывает пожизненный срок.

– Этот невиновный вскрыл сейфов больше, чем ты горячих обедов съел.

– Я не сомневаюсь, что он мерзавец, и не стал бы ему доверять. Меня гложет другое: этот уголовник уверен, что все полицейские, включая моего отца, – продажные твари. А я уверен, что дело сфабриковано одним продажным полицейским по имени Мик Джонс.

– Джонс, – повторил Каллен, устало качая головой. – Я слыхал, что он подонок, каких свет не видывал. – Он стал нетерпеливо водить пальцем по столу. – Ладно, скажу тебе… Во-первых, нам не удалось выяснить, кто именно поставил на прикол яхту Олмонда, и это странно. Во Флитвуде есть небольшая группа людей, которые часто помогают членам клуба в управлении судами, но человек, который привел в порт яхту «Дух холмов», был не из их числа. Во-вторых, я собираюсь навести справки о Джонсе. Наш начальник всячески пытается замять дурно пахнущие дела, которые вел Джонс. Но это не означает, что у Кинга есть шанс выйти на свободу прежде, чем он признается во всех ранее совершенных преступлениях. И последнее, Дейв. В деле Олли-Леви действительно есть третья жертва, и эта жертва – ты! Кому-то очень не хочется ворошить прошлое. Будь осторожен.

После ухода Брена мне в голову пришла довольно странная мысль.

Начальник полиции Манчестера поручил Брену кое-что выведать по делу Кинга. Не означает ли это, что в полиции подозревают, что тогда, в 1978 году, Масгрейва и Фуллава убили сами копы и эти самые продавшиеся преступникам копы все еще живы-здоровы и опасаются, что старые дела всплывут на поверхность? Вслед за тем меня посетила еще более странная идея. Когда меня сбил белый пикап, Брен Каллен следовал за мной… Неужели Брен? Как ни пытался я выбросить эту догадку из головы, она не давала мне покоя.

Письмо от Марти пришло на мой домашний адрес.

«Дорогой Дейв,

Пишу, чтоб сообщить вам, что у меня все хорошо. Я вернулась к Чарли, потому что он согласился пройти курс терапии по снятию агрессии. Прилагаю чек на сумму, которую вы столь любезно одолжили мне в трудной ситуации, и сердечно благодарю за все, что вы для меня сделали.

Недавно я снова навестила отца в тюрьме «Армли». Он спрашивал о вас. Уверена, вы ему нравитесь больше, чем Чарли. Я оставила попытки убедить отца раскаяться и публично признать прошлые ошибки или предпринять другие шаги, чтоб получить возможность для досрочного освобождения. Он не пойдет на это, так что незачем нам стараться. Вы сделали для него все, что от вас зависело, но если человек отказывается помочь себе сам, никто другой ему помочь не сможет. Дело отца безнадежно.

Наши нынешние отношения с Брэндоном просто великолепны. Мы говорили о вас, и он надеется, что вы не держите на него зла. Чтобы доказать свое доброе к вам отношение, он просил передать приглашение на ежегодный новогодний прием, который мы устраиваем от имени семьи в его загородном доме. (Пригласительный билет прилагается.)

Надеюсь, что и вы и ваша подруга сможете приехать. Я буду счастлива видеть вас обоих.

С наилучшими пожеланиями, Марти Карлайл».

Я повертел в руках пригласительный билет.

«Мистер Брэндон Карлайл и его семья имеют честь пригласить мистера Дейвида Кьюнана с подругой на прием в честь Нового года…» В конце стояла пометка: «Просьба ответить».

В свете установившихся в последнее время между мной и Жанин отношений мне представлялось только одно: приглашение вызовет саркастический смех. После стрессов и передряг прошедшей осени мы с Жанин вступили в фазу взаимной терпимости. О своем брачном предложении она с тех пор ни разу не вспомнила.

Мы оба были слишком заняты, и на борьбу времени просто не оставалось. Я целые дни проводил в разговорах, так что на привычные в прошлом словесные поединки с Жанин сил не хватало. Чтобы чувствовать себя спокойнее, Жанин наняла специальную женщину, которая сопровождала Ллойда и Дженни в частную школу в Дидсбери и обратно. Ее желание переехать в фешенебельный район, как мне казалось, угасло, тем более что детям очень нравилась школа и вряд ли бы захотелось ее менять. В общем, жизнь шла своим чередом. Генри Талбот только однажды вспомнил о своем потомстве, но вскоре затих.

– Итак, малютка Марти возвратилась в лоно семьи, – победно провозгласила Жанин, прочитав письмо. – Что я тебе говорила! Женщины этого сорта никогда не бросают таких мужчин, как Чарли Карлайл. Если, конечно, не находят кого-нибудь побогаче. Даже при сегодняшнем своем, с позволения сказать, богатстве ты, радость моя, ей не пара.

– Спасибо.

– Я думаю, Дейв, что она использовала тебя для того, чтоб Чарли приревновал. И как ловко она теперь объясняет, почему нельзя вытащить любимого старенького папочку из клетки. Сдается мне, что пока папочка в тюрьме, девочка будет жить в достатке.

– Мне порвать это приглашение? – спросил я.

– Ни за что! Мы идем. Я такого приема не пропущу.

– Если ты собираешься устроить сцену, я не поеду.

– Не обольщайся, Дейв. С чего это я стану устраивать сцену? Женщины, которые сражаются за мужчину, – это во вкусе Средневековья. Я журналист, а там будет добрая половина всех знаменитостей Чешира и Манчестера. Слишком заманчиво, чтоб пропустить.

– Не вижу ничего заманчивого.

– Дейв, даже учитывая то, что твой бизнес процветает, я не собираюсь торчать всю жизнь в местной газетенке. Мне нужны связи с людьми, имеющими вес. Тебе они тоже, между прочим, не помешают.

Жанин меня удивила. Я всегда знал, что она человек с амбициями, но никогда не слышал, чтоб она лестно отзывалась об этих влиятельных людях. Она не раз писала о так называемой «чеширской группировке» в самом радикальном и популистском тоне и с полным презрением обсуждала входящих в нее людей.

– Дейв, будь реалистом!

– Уж каков есть, – смиренно ответил я на приказ Жанин и пошел к себе писать ответ Брэндону Карлайлу.

Нет в жизни гармонии: чем больше денег, тем меньше остается в ней красок. Теперь, когда мне не нужно ломать голову, где добыть лишнюю сотню, Жанин напоминает, что я должен быть реалистом, то есть смотреть на жизнь глазами взрослого человека. Мне трудно с ней согласиться, но, памятуя о грозившей мне не так давно смертельной опасности, ничего другого не остается. Я небрежно набросал два благодарственных ответа: один – Марти, другой – главе семьи.

Рождество прошло в приятной суете. Наступил предновогодний вечер, холодный и дождливый, и, сев за руль, я повез Жанин в чеширскую резиденцию Карлайла. Его бастион трудно было не заметить: туда тянулась длинная вереница машин, а у ворот загодя столпились зеваки. Когда мы подъезжали, некоторые из них заглянули в окна моей машины и, не обнаружив внутри знаменитостей, сразу переключились на автомобили других гостей. Я предъявил пригласительный билет стражу в форме службы безопасности. Черные с золотым декором ворота бесшумно распахнулись, мы въехали на личную территорию Карлайла.