– Не правда ли, – продолжает адвокат в своей обычной ленивой манере, – вы сказали моему подзащитному эти самые слова. Вы хотели, чтобы он выглядел сволочью. Короче говоря, когда он вел себя агрессивно по отношению к полицейским, у кого было рыльце в пушку, он просто выполнял то, что приказали ему вы, его непосредственный начальник.

Джерри отвечает не сразу.

– Да, – наконец говорит он. – Работа детектива-инспектора Блэкли заключалась не в том, чтобы всем нравиться.

Обвинение вызывает полицейского психиатра, который довольно точно описывает меня по результатам обследования, которое он провел, не заметив при этом Р.

Стоун допрашивает психиатра дольше, чем кого-либо из остальных свидетелей, и в конце концов добивается от него признания того, что амнезия могла быть вызвана психологической травмой – например, картиной того, как у меня на глазах близкий мне человек совершил убийство.

– Совершенно верно, – подтверждает психиатр, после чего поспешно добавляет: – Однако, по собственному опыту, большинство, если не все случаи диссоциативного расстройства личности вырастают из крупной психологической травмы в гораздо более отдаленном прошлом, обыкновенно сексуально-насильственного характера. Но в случае с мистером Блэкли я не смог обнаружить никаких свидетельств подобного события.

– Под «более отдаленным прошлым» вы понимаете детство?

– Обыкновенно… практически всегда.

– Разумеется, – опираясь на стол, Стоун подается вперед, к психиатру, многозначительно похлопывая ладонью по лежащей перед ним папке, – не может быть речи о том, чтобы мистер Блэкли подавил также и детские воспоминания? Я хочу сказать, прошу прощения, я не специалист, в отличие от вас, но я в ту лузу шар загнал? Мы не могли бы хорошенько провентилировать этот вопрос и выяснить, в какую сторону ветер дует?

Похоже, судья несколько озадачен этим потоком клише и просит перефразировать вопрос. Стоун извиняется и объясняет, что он просто спрашивает, не мог ли я подсознательно заблокировать в памяти один или несколько случаев насилия в детстве. Психиатр скрепя сердце вынужден признать, что такое возможно.

– Однако без детального исследования говорить об этом с уверенностью нельзя.

Стоун оглядывается на присяжных и садится, довольный ответом. Ему удалось одновременно заронить сомнение и бросить гипотетическое пятно на моего отца.

Несмотря на этот крошечный успех, настроение моей команды, когда мы в конце каждого дня собираемся в комнате для переговоров в подвале, становится все более мрачным.

– Все очень хрупко, – говорит Гупта, с воодушевлением разбивая последний аргумент обвинения, однако, к моему сожалению, в его голосе нет уверенности, и по мере того как судебный процесс продолжается, он кивает все меньше, а качает головой все чаще.

Я разделяю его опасения. Морено проделал хорошую работу, привязав меня к убийствам одной уликой за другой.

– Дело всегда выглядит плохо до тех пор, пока не выслушаешь защиту, – пытается подбодрить меня Васунна.

– Этот матч состоит из двух таймов, – добавляет Стоун, как всегда попадая в точку своим клише.

Я молчу.

* * *

Затем как-то в пятницу, ближе к концу выступления обвинения, у нас случается перерыв. Я сижу вместе со Стоуном и Гуптой, разбирая вещественные доказательства, разглядывая фотографию подошв ботинок Пола.

– Обвинение не сможет оспорить то, что это он раздавил долбаный телефон, – вдруг громко подает голос Р. – Обломки корпуса и сим-карты обнаружены на его обуви.

– Морено скажет, что ваш отец уничтожил улики, прикрывая вас, – возражает Стоун, не подозревая о том, что говорит с Р., а не со мной. – Потому что вы его сын. Потому что он вас любил, несмотря на внешнюю грубость и резкость. Он любил вас по-особому, по-своему. Также он мог сделать это потому, что ничто не должно было осквернить честь фамилии Блэкли.

– В этом-то все дело. Честь фамилии Блэкли.

Но тут есть еще кое-что, вот только у меня никак не получается сосредоточиться должным образом, чтобы это увидеть. Я снова смотрю на ботинки Пола. Замшевые, дешевые и на удивление новые.

– Обувь завсегдатаев борделей, – говорю я. – Пол ненавидел такие. – Я обращаюсь не только к адвокатам, но и к Р. Есть что-то, что мне никак не удается ухватить. – Размер его обуви? В материалах обвинения я этого нигде не нашел.

– С какой стати это могло понадобиться Морено?

– Спросите размер его ноги.

– Зачем?

– Уважьте меня. Что мы от этого теряем? – Я пишу короткую записку, складываю ее и вручаю Стоуну. – Это после того, как Морено ответит.

Стоун бегло просматривает записку и убирает ее в папку. Когда мы возвращаемся в зал суда, он просит повторно пригласить криминалистку, которая осматривала гостиничный номер после смерти Пола.

Она приходит через час, и Стоун спрашивает у нее размер обуви Пола. Криминалистка сверяется со своими материалами и отвечает:

– По британской системе размеров обуви – двенадцатый с половиной.

Стоун кивает, задумчиво стучит пальцем по моей записке, после чего просит разрешения повторно вызвать худого, как жердь, криминалиста, осматривавшего квартиру Кристал.

* * *

Криминалист появляется в понедельник утром, еще более тощий и недовольный. Стоун задает ему два вопроса, мягко, как бы мимоходом.

– Вы помните отпечаток ноги на полу рядом с несчастной Кристал, который не соответствовал никому – ни проживавшим в квартире медсестрам, ни покойному Дарюсу Джавтокасу, и уж тем более ни моему подзащитному, детективу-инспектору Блэкли?

– Да, сэр, помню. – Криминалист терпеливо ждет за кафедрой для свидетелей, глядя на окружающих поверх носа.

– Какого размера был этот отпечаток?

– Двенадцать с половиной.

Это мелочь, но это второе существенное очко, которое мы заработали во всем деле, и первое свидетельство того, что Пол мог побывать в квартире Кристал. Стоун не торопится, разъясняя важность этой улики, повернувшись к присяжным, чтобы убедиться в том, что те его слушают.

– Вы на каком-либо этапе следствия проверяли размер обуви Поля Блэкли и сравнивали ее с отпечатком?

– Нет, этот вопрос не вставал.

– Вы знали, что размер его обуви как раз двенадцать с половиной?

Криминалист вынужден признать, что не знал.

Обвинение продолжает выстраивать свои позиции, а мы стремимся наносить точные маленькие удары. Кафедру для свидетелей занимает старший детектив-инспектор Джеггер, чтобы связать вместе все убийства и передать то, что я говорил на допросах после своего задержания. Твердая и непоколебимая, она выкладывает свои доказательства. На ее взгляд, Бекс был моим сообщником, но я убил его, чтобы он меня не выдал. Джеггер показывает кадры с камеры видеонаблюдения на заснеженной стоянке у полицейского участка в воскресенье вечером. Запись нечеткая, но нас с Бексом можно узнать без труда. Два часа спустя другая камера видеонаблюдения запечатлела, как я бросаю машину Бекса у вокзала Кингс-Кросс.