— Э, да когда это еще будет…

Поселок окружала стена из врытых в землю старых телеграфных столбов, перевитых колючей проволокой, и опрокинутых древних самоходов, для прочности засыпанная щебнем. Ворота — широкие, сбитые из досок и обшитые ржавыми капотами тех самых машин, которые пошли на сооружение стены. На дощатых помостах справа и слева от въезда торчали охранники с ружьями. На флагштоке развевался черно–желтый вымпел Южного братства — одного из самых крупных московских кланов.

«Панч» подкатил к воротам. Турана с Белорусом здесь хорошо знали, часовой просто махнул рукой — проезжай. Справа за воротами была стоянка, разграниченная железными столбиками, между которыми свисали цепи. Дорога огибала их и вливалась в улицу.

Московские старатели пришли сюда сезон назад и сразу принялись за дело: забурили скважину, установили ветряки и начали строить каменные дома. Для того артельщики в поселок известняк и возили. Видимо, нефти под землей было много, поэтому в низине нанятые с окрестных ферм батраки рубили шурфы. Старатели, похоже, собирались бассейн заложить, чтобы начать добычу открытым способом.

Машины каравана свернули на стоянку, за «Панчем» поехал лишь сендер их старшины. Улица была пуста, ветер гнал тучи белой пыли. На плоской, будто срезанной, верхушке холма в тени ветряков Туран остановил грузовик. Здесь, в добротном двухэтажном доме с черепичной крышей, находилась управа поселка. Старшина подкатил прямо к крыльцу, вышел и отправился к управителю. Белорус увязался следом. Туран заглушил двигатель, посидел немного, слушая, как тот, остывая, щелкает и потрескивает, потом полез на крышу. Разрядил ракетную установку и прикрыл ее кожухом. Вернувшись в кабину, включил приемник — на холме сигнал ловился получше.

— …мы стоим на пороге новой Погибели, толкуют нам эти умники, — вещал Шаар Скиталец низким прокуренным голосом, — нашествие диких племен на Москву, надо же — новая Погибель! А что, у московских всегда так: если у них сокращаются доходы, они тут же кричат о новой Погибели.

Туран посмотрел сквозь окно дверцы на здание управы. Если там слушают радио, то речи Скитальца не поспособствуют укреплению дружбы между нефтяниками и местными кланами. Впрочем, по слухам, москвичи платили звонкую монету справно — а пока платят, все их любят. Вот перестанут, тогда и дружбе, глядишь, конец…

— Ну разумеется, когда мутанты наседают на Московию, не до жиру. И топливные короли стали осваивать новые территории, притесняя честных нефтедобытчиков Пустоши! — продолжал Шаар. — Ведь иначе не удержишь монополию на топливо! Московским кланам и впрямь теперь несладко!

Туран окинул взглядом строящиеся дома под холмом… Однако деньги у нефтяников есть, раз поселок такими темпами возводят.

— А я, Шаар Скиталец, так скажу: пережили прежнюю Погибель, переживем и эту. Не бойтесь потрясений!

Дальше пошел отчет о курсах обмена Большого Рынка. Туран отметил, что рубль сильно упал в цене — надо сказать Белорусу, чтобы плату теперь брал только в гривнах. Из динамика полились коммерческие объявления: один фермер продавал недорого большой участок плодородной земли между Херсон–Градом и Мостом; в Харькове открылась первая мануфактура, деньги на которую выделил Владыка Баграт; Натаниэль Фишка, собственник автозаправки, предлагал бензин по ценам вдвое ниже московских…

Туран выключил приемник. Из раскрытого окна управы донеслись крики — старшина препирался с управителем, требовал аванс немедленно, прежде чем товар получат. Белорус поддакивал: если аванс уплатят, караванщики рассчитаются с охранниками. Если нет — придется ждать, пока разгрузят все самоходы, а на это может и день уйти.

В дверях появился Белорус, одернул жилетку, перетянутую патронными лентами, оглядел себя и сунул в зубы спичку, нацепив на глаза темные очки. Судя по его ухмылке, дело сладилось и за охрану с ним рассчитались. Серебро в руках неизменно приводило Тима в веселое настроение, даже если денег было немного, как сейчас. Белорус забрался в кабину и показал монеты:

— Живем! Ну что, в кабак? — И потер кулаком кривой белый рубец на правой скуле — память о схватке с бандой атамана Макоты. — Отметим успешное завершение дельца?

— Заправиться нужно, — напомнил Туран.

— Так я и говорю, поехали к Фишке!

Заправка, хозяин которой оплачивал объявление на «Радио–Пустошь», находилась как раз на окраине поселка. Москвичи уже несколько раз предлагали Натаниэлю хорошие деньги за нее, но тот отказывался продавать бизнес и упорно держал низкие цены на топливо. Рядом с заправкой расположились заведения, принадлежавшие тому же Фишке, в том числе и кнайпа.

— Заправимся, и в кабак, брага у Натаниэля хороша!

Туран завел двигатель и поехал к окраине. А Тим не умолкал:

— Вот же скверные нынче времена! Ты слыхал, Фишка вторую заправку поставил у Кривого оврага! Это значит что? Значит, бензовозы разъезжают туда–сюда, им охрана требуется, а Фишка жадный, нас не нанимает. А вот не случись нашествия мутантов, сюда бы московские диверсанты заявились. Тогда, будем говорить, пришлось бы Натаниэлю раскошелиться, заплатил бы он нам, а мы бы московских в щепки разнесли… — Белорус почесал большим пальцем рубец на скуле. — А когда война, он к нам не обратится, вот о чем я толкую…

Туран не стал отвечать, он считал по–другому. Все равно местного продавца бензина москвичи дожмут, не сейчас, так попозже, когда свои проблемы с мутантами решат. Им точно не к спеху, им даже хорошо, что все фермеры и проходящие торговцы к Фишке заправляться ездят. Прикормил он людей низкими ценами.

Заправка Натаниэля была укреплена лучше, чем поселок — стены в четыре кирпича, казематы по углам, добротные железные ворота. Над воротами на длинном штыре покачивался вырезанный из жести силуэт бензовоза, в двух местах пробитый пулями.

Охрану на стороне Фишка не нанимал, службу у ворот несли его кузены и племянники, благо семья была большой и родни у торговца хватало.

Как–то само собой вышло, что, когда они въехали на территорию Фишки, Белорус потащил Турана в кнайпу раньше, чем заправили «Панч». При этом заявил:

Тим Белорус — как самоход,

Нуждается в заправке,

Залил горючки — и вперед!

И сразу все в порядке!

Туран не слушал стихов, он шагал за развеселившимся Белорусом, разглядывая стоящий у забора сендер. Дверца была распахнута, на сиденье и на земле рядом — не успевшие подсохнуть кровавые пятна. Да и в бортах свежие пробоины от пуль — сендер только что побывал в переделке. Во дворе никого не было, из приоткрытых дверей кабака доносился приглушенный говор. Белорус что–то еще трещал, сыпал веселыми прибаутками, но, едва шагнул за порог, в тень, сразу заткнулся. Молча снял очки и посторонился, пропуская Турана.

Посреди зала сидел на полу тощий долговязый старик, сам Натаниэль. Перед ним распростерся парень в окровавленной одежде. Фишка положил голову покойника на колени, гладил бледные щеки и, раскачиваясь, причитал: