Первую задачу без особых затруднений и вдохновенно выполнили политорганы. И прежде всего, в лице уже не раз упомянутого в нашей истории начальника политотдела 3-й ударной армии полковника Ф. Лисицына. 3 июня 1945 г . он – естественно, по приказу командующего армией – отправил в политуправление 1-го Белорусского фронта донесение, где под пером высокопоставленного армейского политработника картина штурма и водружения «правильного знамени» приобрела почти эпический характер. В соответствии с ней «в первых рядах атакующих шли бойцы стрелковой роты старшего сержанта Съянова», Зинченко и его бойцы «смертным боем били немцев», «а в это время воины 1-й стрелковой роты мл. сержант Кантария Мелитон Варламович, красноармеец Егоров Михаил Алексеевич и заместитель командира батальона по политчасти лейтенант Берест Алексей Прокопьевич с боем прорвались на купол… и водрузили на нем Знамя Победы».

Далее соответственно рассказ о том, как «30 апреля в 14.25 над Берлином взвилось Красное Знамя – знамя Победы, водруженное нашими храбрецами».

…Не забытым оказался и батальон под командованием К. Самсонова, который, оказывается, в Рейхстаг не вошел, как свидетельствует запись в журнале боевых действий, в 12 часов ночи по местному времени, а «одновременно с батальоном Зинченко ворвался в Рейхстаг». «Сам комбат, – сообщает полковник Лисицын, – шел в боевых порядках… и на ходу призывал своих воинов: „Богатыри! На нас смотрит весь мир. Дело нашей чести быть первыми в Рейхстаге! Вперед, к победе!“ [122]

«Болванка» руководству в лице командующего 3-й ударной армией В. Кузнецова явно понравилась. Она полностью соответствовала тому, что он «лично наблюдал» и о чем сообщал 30 апреля маршалу Жукову по телефону. Единственное, что генерал-полковник посчитал необходимым добавить для «истории», так это усилить роль причастного к сопровождению главных знаменосцев старшего сержанта Съянова. В результате подработанный по указанию командарма и подписанный им текст донесения 2 июля 1941 г . был отправлен начальнику Главного политического управления Красной Армии – эту важнейшую инстанцию по утверждению советской военно-исторической мифологии. В тексте сообщалось: «…Со ступенек на ступеньку, с этажа на этаж, все выше поднималось знамя, сопровождаемое десятками героев, рвущихся вперед. На колонне, на окнах, на лестницах и балконах, на первом и втором этажах здания Рейхстага вслед за знаменем появились красные флажки, установленные героями – коммунистами, комсомольцами, беспартийными.

И наконец, 30 апреля 1945 г . в 14.25 бойцы роты старшего сержанта Съянова с боями прорвались по лестнице на крышу здания и достигли купола Рейхстага. Отважный коммунист лейтенант Берест, комсомолец красноармеец Егоров и беспартийный младший сержант Кантария установили знамя, над зданием германского парламента взвился гордый флаг Советского Союза – символ нашей великой победы» [123].

Терпеливый читатель, одолевший большую часть этой книги, теперь сам может легко сравнить это вдохновенно написанное донесение с действительностью, чтобы понять, где у его авторов искренность чувств, а где тщательный расчет.

Еще проще это было сделать непосредственным участникам штурма.

Но что о том могли знать все остальные сражавшиеся далеко не только от Рейхстага, но и Берлина солдаты, да и весь остальной советский народ? Конечно, только то, что обнародовали совершенно не заинтересованные в раскрытии правды «источники». А точнее, что варили на своей общепитовской пропагандистской кухне Главпур и прочие идеологические инстанции. Разумеется, авторов этой, как говорят в прессе, «развесистой клюквы» никто особенно не афишировал. Но изготовленные ими основополагающие «факты» на протяжении всех лет советской власти стали в обязательном порядке закладываться в любые касающиеся данной истории публикации.

Так под видом героической правды в сознание миллионов людей стали внедрять миф, единственный и подлинный смысл которого изначально заключался лишь в том, чтобы в очередной раз прикрыть пагубные последствия очередного начальственного вранья и государственной показухи.

Еще в начале первой декады мая Верховный Главнокомандующий вызвал к себе руководство Генштаба и приказал подумать, а подумав, доложить свои соображения о параде в ознаменование победы над гитлеровской Германией. На другой же день работа закипела. В Генштабе прикидывали состав участников, разрабатывали сценарий, сроки подготовки и порядок размещения людей, которые прибудут в Москву с фронтов.

С учетом массы организационных вопросов по первой прикидке получалось, что на подготовку мероприятия нужно не менее двух месяцев. Уйму времени должен был занять один только пошив более 10 тысяч комплектов парадного обмундирования (за четыре года войны на фронтах да и в тылу о нем и думать забыли). Следовало также хотя бы немного потренировать людей в хождении строем. На войне ведь было не до строевой…

Уже на торжественном приеме 24 мая обладавший особого рода цепкой памятью Сталин не преминул поинтересоваться у товарищей из Генштаба, как идет подготовка. Из воспоминаний генерала армии С. Штеменко: «Наши предложения он принял, но со сроками подготовки не согласился.

– Парад провести ровно через месяц – двадцать четвертого июня, – распорядился Верховный и далее продолжил примерно так: – Война еще не кончилась, а Генштаб уже на мирный лад перестроился. Потрудитесь управиться в указанное время. И вот еще – на парад надо вынести гитлеровские знамена и с позором повергнуть их к ногам победителей. Подумайте, как это сделать…» Любопытная деталь, о которой генерал армии Штеменко даже не догадывался. Предложение о том, чтобы во время парада Победы на Красной площади марш сводных полков фронтов завершала колонна солдат, которые несли 200 опущенных знамен разгромленных немецко-фашистских войск и бросали их к подножию Мавзолея, исходило от замечательного советского историка, академика Е. Тарле. В 1930– 1934 гг. ученый был репрессирован. Правда, потом его освободили, раз и навсегда научив крепко держать язык за зубами. Так что товарищ Сталин, умевший удивительным образом «приватизировать» чужие идеи, мог совершенно спокойно не ссылаться на источник.

И еще! Фашистские стяги, которые ровно через 30 дней так эффектно швыряли к подножию мавзолея, многие литераторы потом называли «отбитыми». На самом деле числить их таковыми не совсем точно. У противника не было как у нас: сам погибай, а знамя спасай! И потом, еще в самом начале войны, после того как наши солдаты, несмотря на тяжелейшую обстановку, все же захватили одно из таких знамен, гитлеровское командование стало страховаться. По распоряжению сверху все оригиналы из частей были изъяты и размещены в нескольких хранилищах в глубине Германии. Там-то в 1944—1945 гг. их и «брали в плен» целыми комплектами наступающие войска 1-го Белорусского, 1-го и 3-го Украинских фронтов.

Часть таких знамен, штандартов и стягов – всего около 900 штук – было приказано доставить для использования в парадной процедуре. Специально созданная комиссия отобрала