Деловито снующие вокруг маринеры, похоже, ничего не чувствовали, я же, оглушенная накатившей на меня волной звуков и запахов, не справилась со своим лицом. Во всяком случае, кто-то высокий и темноглазый с удивлением на меня уставился, пришлось напустить на себя самый равнодушный и безмятежный вид. Это мне удалось, тем более то, что на меня внезапно нахлынуло, столь же внезапно и отступило, оставив на душе горький осадок и убежденность, что случилось что-то очень плохое…

2229 год от В.И.

4-й день месяца Медведя.

Арция. Лагское поле

— Виват! — Луи вздыбил чалого, посылая приветствия. — Вперед! Бей их!

— Стоять! — зло оборвал принца граф Матей. — Что они делают! Что делают! Франсуа рехнулся на старости лет, что ли?! — ветеран с помертвевшим лицом воззрился на несущуюся карьером арцийскую конницу. Улыбка медленно сбежала с лица Луи.

— Что-то не так?

— Все не так, — отрезал Матей, продолжавший закусив губу смотреть на поле.

В густом дыму было не так просто что-либо разобрать. Казалось очевидным, что маршал бросил в атаку стоящие по обе стороны укрепленного лагеря кавалерийские части, которые, смяв нерешительно топтавшиеся на месте заслоны тех фронтерских баронов, которые присоединились к Годою, лихо и беспорядочно помчались вперед.

— Но, — принц подъехал поближе, — разве ты сам не говорил, что маршал знает, когда и что делать.

— Говорил, — согласился Матей, не отрывая напряженного взгляда от откатившейся на северо-восток битвы, — но и коню ясно, что еще не время! Эти подлецы в колоннах далеко не выдохлись…

«Подлецы» действительно не выдохлись. Луи и Матей не могли видеть, как, достигнув помеченного условными знаками места, гоблины остановились, прекратив свое якобы беспорядочное отступление, и быстро перестроились в каре. Пять ощетинившихся пиками, изрыгающих огонь и стрелы живых крепостей встретили разогнавшихся арцийских всадников и устояли. Атака разбилась о незыблемо стоящих пехотинцев, как кажущаяся всесокрушающей морская волна разбивается о прибрежные скалы. К тому же колонны Годоя, наступавшие с утра расходящимися лучами, отступая, сокращали расстояние между собой, стягиваясь к подножию укрепленного холма. Преследующие их с двух сторон кавалеристы не видели, да и не могли видеть, что, по сути, лезут в бутылку. Это должны были заметить с командного пункта, но там к этому времени оставался только изрубленный в капусту граф Федерик Койла. Почувствовавший себя вождем и героем Жером лихо мчался в бой под маршальской консигной, увлекая за собой жаждущих отомстить за Франциска Ландея и покрыть себя славой гвардейцев и дорвавшихся наконец до боя нобилей. Кривой Жиль и подчиненный ему отряд личной охраны маршала, отдав последние почести своему командиру, выдвигался поближе к холму, на котором стоял Луи.

Жиль был верным и честным, но никогда не блистал умом и понял последние слова Ландея слишком буквально. Он так и не догадался послать гонцов к Феликсу и Матею, оповестив их о смерти маршала и о том, что его консигной и жезлом завладел человек, которому нельзя было доверить даже командование полком. Не проверил Жиль и что творится в лагере, и чем занят Марциал, от которого, судя по всему, и явился убийца. Для любого мало-мальски искушенного в политике и стратегии человека было бы очевидным немедленно арестовать Марциала, остановить, хоть бы и пулей в спину, Жерома и передать командование Феликсу, Матею или Добори. Жиль же старательно, но медленно пробирался вперед через расстроенное неожиданной атакой собственной конницы расположение арцийских пехотинцев, с трудом сдерживая отчаянье. Он был слишком солдатом, чтобы позволить себе все бросить и предаться своему горю или, упаси святой Эрасти, ослушаться приказа. Ему приказали охранять Луи, и он думал только об этом. А в это время арцийская кавалерия, сбившись в кучу и мешая друг другу, бестолково атаковала гоблинские построения, неся бешеные потери от бьющей с холма артиллерии и мушкетеров. А в это время Марциал объяснял начальнику охраны арцийского лагеря, что ему приказано ввести своих людей внутрь ограждения. А в это время хоть и изрядно потускневшая с уходом «Серебряных» таянская кавалерия, спрятанная за холмом, ждала сигнала, чтобы ринуться вперед, мощными фланговыми ударами вынуждая арцийцев отступать по собственным следам, сминая свою же пехоту и артиллерию…

2229 год от В.И.

4-й день месяца Медведя.

Арция. Лагское поле

Годой был доволен. Немыслимое напряжение последней недели наконец-то отступило, а ведь был момент, когда казалось, что битва проиграна. К счастью, ему все же удалось удержать Фредерика Койлу, хотя все висело на волоске. Одно дело забавляться подобным образом в замкнутом пространстве, когда ничего не отвлекает, твой «друг» находится в непосредственной близости, а за дверью стоят дюжие гоблины, всегда готовые схватить пленника, если тот, паче чаяния, сумеет вырваться. Куда труднее подчинять чужую волю на расстоянии, одновременно решая множество других задач. Нет, с Койлой ему решительно повезло. Граф был храбрым человеком, но муки совести и ужас перед содеянным сыграли с ним злую шутку, расчищая дорогу очередным заклятиям Михая. Регент отдавал себе отчет, что удержать на подобной сворке кого-то вроде Рене, Шандера или даже собственной жены он бы не смог, даже если бы ему и удалось подчинить их на какое-то время. Что ж, уменье выбрать самое слабое звено в чужой цепи всегда было главным и в политике, и в военном деле.

Годой поднял окуляр, с удовольствием наблюдая, как разгоряченные арцийцы, неся чудовищные потери, раз за разом бросались на гоблинские каре. Все было готово, оставалось дождаться вестей от Марциала. Михай искренне сожалел, что был вынужден сговариваться с таким изумительным подонком не лично, а через ныне уже покойного графа Койлу.

Не забыть бы потом объяснить арцийским нобилям, что Фредерик, свято уверовавший в Арцию от Последних гор до Сельдяного моря, пошел во имя великой цели на мученическую смерть. Это даст тем, кто почитает себя порядочным, уговорить собственную совесть. Впрочем, с арцийцами после сегодняшнего вряд ли возникнут сложности. Самые упрямые и тупоголовые останутся на Лагском поле, а остальные легко и непринужденно переметнутся к победителю, буде этот победитель позволит им это сделать.

— Ваше Величество! — среди тарскийцев с самого начала похода действовал строжайший приказ именовать регента только так. — Гонец от герцога Марциала. Лагерь взят.

— Хорошо, — почти равнодушно кивнул регент и взмахнул черным платком с алой каймой. — Кавалерия! Пошла!

2229 год от В.И.

4-й день месяца Медведя.

Арция. Лагское поле

— Проклятье! — возглас, столь неуместный в устах Архипастыря, никого не удивил. Не до того было. Тяжелая арцийская конница, зажатая между двумя крыльями все еще непревзойденной таянской кавалерии, побежала, сминая собственных мушкетеров, с ходу врезалась в запаниковавших ополченцев, пронеслась через них, оставив на поле сотни затоптанных, и нарвалась на кинжальный огонь пушек, еще ору назад бывших своими. В адской круговерти взлетали на дыбы и заваливались на спину кони, кричали и ругались сброшенные на землю всадники, стонали раненые, а те, кто еще был в седле, налетали друг на друга и, не в силах удержать обезумевших коней, проносились по телам своих же товарищей.