– I have to… see in your house…[40]

Язык онемел у него во рту от одной лишь попытки выговорить английские слова.

Женщина недоуменно посмотрела на него и развела руками.

– I have some… information… что вы… that your man is hiding something in the house[41], – выговорил он и попытался протиснуться мимо нее.

Женщина встала в дверях, скрестив руки на груди. Глаза ее метали молнии, она разразилась длинной гневной речью на своем языке.

На мгновение в груди у Мелльберга зашевелились сомнения. Однако у него дома предостаточно сердитых женщин – его таким не запугаешь. Теперь он сообразил, что надо было прихватить с собой переводчика, но решил, что сейчас на это уже нет времени. Нет, придется действовать хитростью. Как старый лис. Хотя в Швеции никакие бумаги не нужны, он знал, что они требуются во многих других странах. У него мелькнула мысль, и он поднес руку к нагрудному карману. Достав лежавшую там бумажку, осторожно развернул ее.

– I have a permission to look in your house, – сказал он, показывая ей бумагу. – You do know this? A permission?[42]

Сурово нахмурив брови, Бертиль потряс бумагой у нее перед носом. Она проследила глазами за бумажкой – и сразу утратила уверенность. Сделав шаг в сторону, кивнула. Довольный Мелльберг засунул обратно в карман ветеринарное удостоверение на Эрнста. В таком важном деле все средства хороши.

Бухюслен, 1672 год

Бабушка многому научила Элин – в особенности следовать смене времен года. Поздняя весна – пора сбора цветов и растений, которые потом будут использоваться ею весь год, поэтому каждую свободную минутку она проводила в лугах. Собрав травы, бережно сушила их в своей крохотной части общего домика для прислуги. В этом году трав было предостаточно – ранняя дождливая весна сменилась солнечной поздней весной, и земля сплошь покрылась зеленью. А гулять по землям пасторской усадьбы – сплошное удовольствие. Здесь и поля, и заливные луга, и пастбища, и лес… С радостью глядя на все это, Элин напевала, собирая в корзинку травы, которые пригодятся ей, чтобы лечить и усмирять недуги. Стояло самое чудесное время года, и впервые за долгие месяцы в ее груди теснилось чувство, похожее на счастье.

У старого курятника Элин на минутку остановилась и присела отдохнуть. По таким местам ходить трудновато – она запыхалась, хотя и была крепкая и здоровая.

Два часа времени удалось ей выторговать у младшей служанки Стины, уговорив взять на себя ее работу, – взамен Элин пообещала научить ее заклинанию, притягивавшему женихов. Она понимала, что надо провести эти редкие часы с пользой, но вокруг царили такие чудесные ароматы, солнце припекало, и небо казалось таким голубым… Никому не навредит, если душа отдохнет несколько минут, уговорила себя Элин и легла в траву, вытянув руки и устремив взгляд в голубое небо. Она знала, что Бог вездесущ, но не могла не думать, что именно сейчас Он особенно близко – и раскрашивает этот день во все самые яркие цвета.

Тело отяжелело. Аромат травы и цветов, облака, медленно плывущие по голубому небу, мягкость земли, словно обнимавшей ее, – все это сладко укачивало Элин. Глаза слипались, она боролась со сном, но потом, не в силах сопротивляться, опустила веки.

Проснулась оттого, что что-то щекотало ее по носу. Подергала ноздрей; когда это не помогло, провела рукой по носу – и услышала рядом приглушенный смех. Элин быстро села. Рядом с ней сидел Пребен с травинкой в руке.

– Что он себе позволяет! – воскликнула она, пытаясь казаться сердитой, но сама чувствовала, что вот-вот рассмеется.

Пастор широко улыбнулся – его голубые глаза притягивали, манили ее.

– Элин спала сладко, как младенец, – проговорил он и снова провел травинкой по ее лицу.

Ей хотелось встать, отряхнуть юбки, взять полную корзинку и пойти прямиком обратно на усадьбу. Это было единственно правильным поступком. Именно так ей и надлежало сделать. Но, сидя в траве у заброшенного курятника, они на минуту перестали быть хозяином и служанкой. И даже зятем и свояченицей. Они просто Элин и Пребен, и Бог раскрасил небо над ними самым нежным голубым цветом, а под ними нарисовал траву самым сочным зеленым. Элин хотела то одного, то другого. Она знала, что должна, и знала, что может. И не могла встать и уйти. Пребен смотрел на нее так, как никто другой, кроме Пера. Она видела его с Мартой, со щенком на руках, с челкой, падавшей на глаза, видела его руку, нежно гладившую морду Звездочки, когда той было больно. И даже не успев понять, что такое на нее нашло, подалась вперед и поцеловала его. Поначалу тот остолбенел. Элин почувствовала, как его губы сжались, а тело подалось назад. Но потом он смягчился и обнял ее. И хотя это было неправильно, казалось, сам Бог видит их. Видит и улыбается своей всепрощающей улыбкой.

* * *

– С жилым домом мы закончили. – Турбьёрн подошел к Йосте и указал на сеновал. – Продолжим там.

– Хорошо, – кивнул Флюгаре.

Во всей этой ситуации он по-прежнему чувствовал себя ужасно неуютно и не нашел в себе сил присоединиться к Патрику и Петеру, которые лежали на траве чуть в стороне и разговаривали. Попытался было приблизиться к Эве, сидевшей на деревянном стуле перед столом во дворе, но взгляд у нее был совершенно отсутствующий, и войти с ней в контакт не удалось. Родители Петера были сердиты и невосприимчивы к рациональным аргументам, так что их он оставил в покое.

Эксперты-криминалисты работали вовсю, а Йоста чувствовал себя ненужным и лишним. Он знал, что присутствие полицейских необходимо, но предпочел бы делать что-то конкретное, чем просто стоять и наблюдать. Патрик поручил Пауле и Мартину более детально изучить историю семьи Берг – Йоста охотно поменялся бы с ними. С другой стороны, он понимал, что нужен здесь – ведь именно он больше всех общался с семьей.

Флюгаре проследил взглядом за криминалистами, отправившимися со своим оборудованием к сеновалу. Когда они широко распахнули дверь, оттуда выскочил серый кот.

Возле уха Йосты зажужжала оса, и он заставил себя стоять неподвижно. Ос Флюгаре всегда боялся – сколько бы ему ни говорили, что не надо убегать и махать руками, он ничего не мог с собой поделать. Это был какой-то древний инстинкт, выплескивавший в кровь адреналин и нашептывающий ему «беги!», стоило появиться осе. Но на этот раз ему повезло – оса нашла что-то послаще и поинтереснее и унеслась, так что Йоста не утратил свое достоинство перед всеми, кто находился во дворе.

– Иди посиди с нами, – позвал его Патрик и махнул рукой.

Флюгаре уселся в траву рядом с Петером. Странно было сидеть рядом с ним, пока криминалисты переворачивают все вверх дном в его доме, но Петер, похоже, уже смирился с этой мыслью, и держался спокойно и собранно.