Джулия вздрагивает. Может, она ошиблась… конечно, ошиблась. И все-таки она могла бы поклясться, что слышала, как сын звал ее.

Она выбегает из комнаты, сбегает вниз по лестнице.

— Иньяцио! — зовет она.

Никто не отвечает.

Может, прячется?

— Иньяцио! — повторяет она. Бегает по двору, зовет снова. Волнение нарастает.

Винченцо, оставшись в комнате, пожимает плечами. Джулия слишком мнительная. Когда он сам был маленьким, то убегал в бухту Кала по переулкам, и никто не волновался за него. Иньяцио наверняка болтается у лодок, между лодочным спуском и марфараджу. Или на пляже бросает камни в воду. Что плохого с ним может случиться?

Всю жизнь потом он будет вспоминать этот момент. Но так и не сможет объяснить, что толкнуло его посмотреть в окно на скалы. Инстинкт? Случайность?

Там, в пене, у камней под скалой-островом он замечает сначала руку, потом ногу. Волны швыряют, бьют о камни тело, опутанное водорослями, которые будто тянут его вниз.

Он потом не вспомнит, закричал он или нет.

Но в его памяти навсегда останется мысль, пронзившая сознание в тот миг.

Этого не может с ним случиться! Только не с моим сыном!

Джулия видит, как он мчится во весь дух через двор, срывая с себя сюртук и пластрон. Когда понимает, что он бежит к скалам, бросается за ним, зажав рот руками. У ворот Винченцо уже скидывает ботинки. Спустя мгновение он ныряет в воду.

Глаза впились в море, высекают в памяти образы, как в бронзе.

— Иньяцио! Иньяцио! — неистово кричит она. Забирается на камни, подол платья рвется, она соскальзывает, протягивает руки, опять зовет сына. Винченцо выныривает набрать воздуха, и снова исчезает в темной воде. Видно, как ребенок барахтается в водорослях. Или это волны швыряют его?

Он еще жив, жив?

Позади нее Анджела, Джузеппина и Брижит дрожат, плачут и жмутся друг к другу. Няня рыдает, вопит на французском вперемешку с сицилийским, мол, не знает, как такое могло случиться, но Джулия не слушает ее.

— Винченцо! — кричит она. — Иньяцио!

Иньяцио первым появляется на поверхности. Мертвенно-бледный, с закрытыми глазами, дрожащий, кашляющий… Джулия вздрагивает, рыдает еще сильнее. Слава Богу, кашляет! Значит, жив!

Сразу за ним выныривает Винченцо. Он выносит ребенка на берег, сам дрожит от холода, на руках и ногах ссадины. Кладет сына на землю и отталкивает Джулию, которая бросается к сыну, чтобы взять его на руки.

— Подожди! Нужно положить его на бок! Надо, чтобы вышла вода! — И с силой начинает хлопать сына по спине.

Иньяцио сотрясается под ударами, стонет, изрыгает морскую воду и содержимое желудка. Широко раскрывает глаза и какое-то мгновение видит только материнское лицо, охваченное ужасом.

— Мама… — шепчет он охрипшим от соли и крика голосом. — Мама…

Джулия плачет навзрыд.

— Сынок мой…

Срывает с плеч шаль и накрывает его, он продолжает кашлять и дрожать. Винченцо берет его на руки, идет к башне.

— Вы! Найдите доктора! Шевелитесь! — приказывает он дочерям. Потом переводит взгляд на няню. Не голос, а грозное рычание: — А ты, бестолковая, исчезни с глаз моих! Чтоб сегодня к вечеру здесь духу твоего не было! Мой сын чуть не умер. Убежал у тебя на глазах, а ты и бровью не повела! Этот ребенок — самое ценное, что у меня есть!

Растерянная, все еще в слезах, Брижит пятится и убегает в свою комнату.

Джулия склонилась над Иньяцио и почти не слышит слов Винченцо.

Зато их слышит Анджелина. На ее лице, уже не ребенка и еще не девушки, пролегла морщинка недовольства.

— Пойдем, — толкает она Джузеппину. Потом шипит ей, чтобы она перестала рыдать, потому что с Иньяцио ничего не случилось. Он наделал глупостей, а сейчас придумает, что заболел. Она попрекает его со злостью, которая неизвестно откуда вдруг в ней взялась. Слушая, как затверделый от соли песок скрипит под ботинками, Анджелина запирает глубоко в сердце это неприятное чувство, прячет мысли, о которых никто не должен догадаться. Но она знает, что означают те слова, и запоминает их на долгие годы.

* * *

Эту ночь Джулия проводит в комнате Иньяцио. Доктор заверил ее, что состояние ребенка не вызывает у него опасений, что в худшем случае он простудился, а синяки и ссадины еще, конечно, немного поболят, но в этом нет ничего страшного. Он дал ему сироп на основе меда, солодку от боли в горле и рекомендовал делать припарки на грудь.

Но Джулии не верится, что все обошлось. Не хочет она оставлять его одного. То, что он здесь, живой и что муж вырвал его из рук смерти, — во всем этом Джулия видит знак провидения.

Ее муж, Винченцо, спас его.

На лице мужа в те минуты она не заметила следов страха или отчаяния. Оно выражало только непреклонную волю, решимость, в которой было что-то сверхчеловеческое и тем не менее хорошо ей знакомое.

Однако Винченцо, принеся сына в комнату, больше так и не появился у него. Закрылся в своем кабинете в башне. Джулия все это время сидела с ребенком, меняла ему одежду, поила горячим бульоном.

Потом пришла бабушка Джузеппина с красными глазами и все еще подрагивающими от волнения руками. Она прижала к груди ребенка, целуя его влажные волосы и говоря ему что-то на непонятном Джулии калабрийском. Иньяцио — единственный внук, к которому свекровь, пусть слабо, но проявляет теплые чувства.

Наконец успокоившись, мать и сын начинают засыпать. Их головы лежат на одной подушке, пальцы переплетены. Время от времени Иньяцио ворочается, кашляет, и тогда Джулия прижимает его к себе. Вскоре оба проваливаются в тяжелый, благословенный сон.

Глубокой ночью ребенок внезапно просыпается. Слышен шум, скрип двери: кажется, кто-то вошел в комнату. Он хватается за руку матери, прикрывает глаза, старается разглядеть что-нибудь в темноте.

Отец.

Он сидит в кресле, лицо осунулось от пережитого напряжения, волосы в беспорядке. Закусил кулак, смотрит на сына. Во взгляде читается облегчение, тревога, усталость. Любовь.

Иньяцио удивлен, отец никогда не смотрел на него так.

Отец боится, ребенок сразу понимает это, и ему становится жалко его. Отец боится за него, потому что, наверное, любит.

Ему хочется протянуть ему руку, подозвать, но нет сил. Сон и усталость берут верх. Он снова засыпает, согретый нежным, теплым чувством.

В темноте он не видит, не может видеть слезы в глазах отца.

* * *

После несчастного случая, как упорно называет происшествие Джулия, Иньяцио несколько дней остается в постели: температура поднялась скорее от пережитого кошмара, чем от холода. Ребенок проводит дни в своей комнате один. Брижит в спешке и гневе уехала, и сестры возобновили учебу под чутким контролем матери.