Ночь застыла: слышно было, как бьются сердца. Мэгги повернулась к Феликсу. В его лице отразилась такая мука, такой стыд, словно его вытолкнули сюда нагишом. В эти секунды Франческа приблизилась к нему и взяла за руку, а отец Бартоло с Келом начали творить молитву. Сэм смотрел на Феликса с тем состраданием, какое Мэгги замечала у гостей на похоронах.

И в эти секунды страх и ярость изгнали любовь из сердца городского парка. Толпа взревела, как раненый зверь. Патрульные пустились вскачь. Юнец в черном выбросил кулак в самоубийственной браваде; его рубашка полоскалась по ветру. А тем временем община превращалась в стадо. Словами ненависти он осквернил их намерения, лишил их любви. Если кто-нибудь или что-нибудь не защитит его, толпа растерзает юнца на глазах у детей. Его втопчут в землю, только бы вернуть утраченную радость.

– Стойте! – крикнула Мэгги через ограду.

Сэм обхватил ее, начал оттаскивать от решетки.

– Пойдем отсюда, скорей!

Она держалась, не сводя глаз с зачинщика. Тот рухнул с коробки.

– Спаси, Господи, спаси, Господи, спаси…– молила Мэгги. На какой-то миг воцарилась тишина, и Мэгги, которую Сэм силился оторвать от забора, запела – точь-в-точь как в своей церкви на Сто тридцать первой улице. – О Господь, Спаситель мой!..

Люди двигались, как в замедленной съемке.

– Будь в причастии со мной…

Мелодия шла от самого ее сердца, летела, не зная преград.

– В жертву ты себя отдал…

Мэгги почувствовала, как Сэм разжал руки.

– И на вечный пир позвал…

В следующее мгновение на ящик поднялась старушка и подхватила песню:

– О Господь, Спаситель мой!..

Вступил третий голос, потом четвертый, пятый, и вскоре половина толпы принялась петь старый спиричуэл, который так любила Мэгги. Провокатора арестовала полиция, и на лужайке воцарился мир.

Мэгги, сияя, обернулась к Феликсу. В его глазах все еще читалась обида. Затем он подошел к отцу Бартоло.

– Я не сказал вам самого важного – с чего все началось. Рука Бартоло потянулась к кресту на груди.

– Церковь превозносила меня на все лады,– продолжал Феликс,– подарила мечту, позволив исследовать плащаницу, а я ее осквернил. Что еще хуже, я сделал это намеренно, хотя вы вряд ли поймете то, что мной двигало. Годами я представлял, что клонирую Иисуса, строил планы, но только тем утром нашел причину пустить свой план в действие. Мы с Франческой узнали, что наши родители были евреями.

Бартоло молитвенно сложил ладони.

– Утешься, сын мой. Такое и раньше случалось.

– Поэтому я и выкрал нити. Если еврей вернет Его в мир, наш народ перестанут преследовать. Вот моя главная причина. Что теперь скажете?

Франческа не сводила с них глаз. Кел обнял ее за плечи. Бартоло взял руки Феликса в свои. Казалось, за эти мгновения он постарел не на один год.

– Ты прав. Мне этого не понять. С предубеждением нужно бороться, но не таким методом. Не нам возвращать Христа в мир; Он сам выбирает, когда и как явиться. Через тебя ли? Через нашу Мэгги? Может, да. А может, и нет. Я только вижу, как ты страдаешь. Для меня это сродни кресту, символу Господней любви ко всем нам. Мы не знаем всей глубины Его мук, это вопрос веры. Божий промысел скрыт от нас, однако он существует.

Мэгги хотелось оплакать и Феликса, и мальчишку-юдофоба, и толпу, чуть было не растерзавшую его. Все-таки прав Бартоло. У Господа, конечно, на все Свой план, но сейчас ее это не утешало. Сейчас она чаще думала о ноющей спине, огромном животе и том, что из-за страха ли, из-за стремления ли к Богу ее жизнь стала почти невыносимой.

Мэгги наклонилась к Сэму и прошептала:

– Помнится, кое-кто звал меня в «Молли Мэлоун» на партию в дартс.

Он нахмурился.

– Давным-давно, в лифте… Забыл? Ты сказал, что хотел бы сводить меня в «Молли Мэлоун», а я отказалась. Так вот: беру свои слова обратно.

– Да, но тогда у тебя не было Иисуса в животе, верно?

Чуть не плача, Мэгги вспомнила юнца над толпой и подумала, что с ним стало бы, не окажись она рядом.

– Ну-ну, не горюй! Хочешь, сходим прямо сейчас?

Мэгги подняла голову.

– Да.

– Феликс нипочем не позволит.

– Знаю.

Сэм взял ее за руку. Когда незаметно для всех они нырнули в темноту, он прошептал:

– Да, об этом я просил. Дартс в «Молли Мэлоун».

Сэм открыл дверь пивной, зная, что там, как всегда, полно друзей-приятелей, которые здорово удивятся, увидев Мэгги – после прошлого-то раза! Интересно, догадывается ли она, в чем его будут подозревать? Хорошо хоть, друзья у него умеют вести себя прилично. Мэгги здесь встретят, как королеву. А нет – значит, придется кому-то счищать себя со стены.

– Сэм Даффи! Молодец, заглянул! – крикнул хозяин, завидев их на пороге.

Посетители оборачивались, махали ему, приветствовали на разные лады.

– Здорово, Сэм!

– Давненько не виделись!

– А мы тут гадаем, поминать тебя или нет? Думали, помер, раз не заходишь!

– Здорово, Пэт,– сказал Сэм и, обняв Мэгги за плечи, помахал друзьям в дальнем углу.

Пэт сделал удивленные глаза и расплылся в ухмылке.

– Ух ты! Надо же, кого привел! – Он обернулся и проорал: – Эй вы, тушите окурки! У нас беременная! А ты, друг, посади девушку за столик. Пусть отдохнет.

– Пэт, это Мэгги.

– Привет, Пэт,– сказала она, затем села на предложенное место, закутавшись в шаль, и принялась разглядывать окружение.

Сэм стоял и ждал Пэта, пока тот не вышел из-за стойки.

– Ну вот, уже лучше, правда? – спросил он у Мэгги.– Скажи-ка, что ты нашла в этом оболтусе? Разве он знает, как угодить даме? Если тебе что-нибудь здесь понадобится, кликни старину Пэта. Я все устрою.

Мэгги засмеялась.

– Спасибо за предложение.

Пэт оперся костяшками пальцев о столик.

– Ну и чего желаете выпить? Чаю или, может, молока? А как насчет портера? Говорят, матерям он полезен.

– Молока, если можно.

– Молока – так молока.– Он ткнул в Сэма.– А этого и спрашивать не надо. Уверен, он «Максорли» еще из рожка сосал.

Сэм в шутку хлопнул бармена по плечу и придвинул для себя стул.

Мэгги наклонилась к нему.

– А здесь не так плохо. Уютно, и обстановка приятная. Жаль, что мы не бывали здесь раньше. Смотри-ка: даже стены зеленые. А что, все ирландские пабы такие?