— Тома, не увиливай. Мы так долго это все обсуждали, что никакой ошибки быть не может. Нужно идти на дело. Ты знаешь, я даже готов пойти вместе с тобой.

— Ух, какие мы смелые! Нет уж, сегодня тащиться в дом к Астахову точно не нужно. Такая сладкая парочка — это только лишние подозрения. Я одна пойду. Если что, скажу, пришла за вещами, поскольку не все еще забрала. Вот только надо подумать, куда налить яду?

— Мне сказали, он совершенно безвкусный. Ну или почти безвкусный…

— А ты проверил?

— В каком смысле?

— Ну попробовал?

— Нет, — виновато сказал Игорь, и только потом раскусил ее злую шутку. — Ха-ха-ха! Ну спасибо, Томочка. Я еще ядов не пробовал. В общем, яд бесцветный и почти безвкусный. И я уже даже купил резиновые перчатки, чтобы не оставить нигде никаких следов и флакончик выбросить.

— Нет, Игорек, вот тут ты не совсем прав. Кое-какие следы нужно оставить.

— Не понял…

— Если мы хотим, чтоб была инсценировка самоубийства, то следы оставлять нужно. Только не наши, а астаховские… Знаешь, а ведь я уже все придумала.

— Да? А ну-ка давай поделись.

— У нас дома. То есть, теперь уже конечно, не у нас, а у него, у Астахова дома, на кухне есть кувшинчик. Он там отстаивает чистую кипяченую воду. Причем ни я, ни Антон из него никогда не пили. Мы больше соки любим. А вот Коля вечно попивал.

— Так-так-так. И что?

— Сейчас, когда на него начнут сыпаться страшные известия, ему, конечно, будет очень плохо. Прямо скажем — хреново. Чтоб сердечко успокоить, он возьмет коньяку. А наутро потом целый кувшин точно выпьет. И оставит свои отпечатки пальцев на кувшине. А яд я пересыплю в какую-то из баночек на кухне, до которых он точно дотрагивался. Так потом, когда он помрет и милиция будет шмонать всю кухню, будет установлена картина самоубийства.

— Тома, ты гений! — только и смог сказать Игорь. — Ты, а не этот чертов Форс! Который у нас всегда под ногами путался…

Жаль, что Леонид Вячеславович не слышал последних слов. Жаль также, что он вообще не знал о замысле Тамары и Игоря, иначе без труда нашел бы во всех их построениях одну огромную ошибку. Объяснил бы, что Кармелита с Миро после взрыва в катакомбах погибнут только физически. Но юридически станут «без вести пропавшими», поскольку тела их не найдены. А в сложных случаях с наследованием такая формулировка — совсем другая история…

Впрочем, что об этом говорить, если грамотный юрист Форс все равно ничего этого не знал, не слышал.

Рубина пришла в конторку к своему Паше. Она любила смотреть, как он работает. А кроме того, обед принесла. Но Паша только кивнул ей головой и куда-то умчался по срочному делу. Да уж, лучшего директора для автосервиса можно и не искать. За год Пал Палыч довел до ума весь комплекс. И ремонтную часть, и заправку, и кафешку с магазином. Вот уж теперь все это наконец-то приносило Астахову такую прибыль, на какую изначально он и рассчитывал.

Пока Паша где-то бегал, Рубина разложила карты. Ничего хорошего они ей не говорили. Когда Палыч вернулся в контору, Рубина посмотрела на него тревожным и даже испуганным взглядом.

— Ну что такое? У тебя опять такая боль в глазах. Разве Люцита не сумела тебя успокоить? Она ведь уверена, что Кармелита жива.

— Да, жива, но карты говорят, что ей угрожает опасность. Кто знает, может быть, она всего лишь пока жива?! — сказала гадальщица и сама испугалась своих слов.

— Рубинушка, но разве можно доверять картам в таком деле? И так изводить себя из-за этого?

— Не только в картах дело. Я и сердцем беду чувствую. И Люцита тоже.

Палыч присел за стол.

— Волнуюсь я. Ты бы… поберегла свое сердце. Скажи, что я могу сделать, чтобы успокоить тебя?

— Паша, как я жалею, что потеряла дар шувани. Сейчас бы он мне помог.

Он посмотрел на нее строго, как врач:

— Ты не должна так нервничать. Пожалей свое сердце. Оно ведь уже немолодое.

— Нет, Паша. Нет, я не смогу успокоиться пока не увижу Кармелиту и Миро. Что-то недоброе с ними творится. Ой, недоброе. Я несколько раз карты раскладывала. И ни разу они хорошо не сложились. А в последний раз…

— Что? Не держи в себе, скажи мне.

— В последний раз они намекнули, что угроза есть не только для Кармелиты и Миро, который с ней рядом, но и для отца нашей девочки.

— Для какого отца? Для Баро или для Астахова?

— Вот этого карты не сказали.

* * *

Антон вышел из котельной. Решил прогуляться вокруг гостиницы, к которой он теперь относился, как к живому существу. И, пожалуй, даже близкому человеку, родственнику. Чтобы настроение стало получше, купил бутылочку безалкогольного пива и присел отдохнуть в сквере.

Увидел, как из дверей гостиницы вышла мама, сразу насторожился. Потому что вид у нее был… Как бы это сказать — слишком деловой, что ли. А все мамины дела в последнее время оборачивались злодействами. Неужели так будет и на этот раз? Антон решил проследить за Тамарой. Она была так сосредоточена, замкнута в себе, что совершенно не замечала слежки. И вот наступил момент, когда Антон понял, что мать идет домой. Точнее, в тот дом, в котором раньше они жили все вместе. А теперь там остался один Астахов.

Что она здесь забыла? Антон пробрался в дом вслед за матерью. По шуму, производимому ею, понял, что она прошла на кухню, и поспешил туда же. Когда Антон вошел на кухню, Тамара уже стояла лицом к нему с неестественной улыбкой:

— Сынок, ты здесь? Надо же, какая приятная встреча! И чтоб так, не сговариваясь, вернуться в наш старый дом…

Антон совсем не слушал ее, потому что уже понимал, что слова, сказанные ею, ничего не значат. Нужно смотреть по делам.

На столе лежит сумочка, она раскрыта. Значит, мама принесла что-то с собой. А что тут, на кухне, не так? Антон осмотрел кухню и понял, что кувшин. Любимый отцовский кувшин. Его место — там, в углу, за микроволновкой. А он сейчас стоит на столе. Почему? Ведь мать никогда не любила чистую, кипяченую воду. Всегда предпочитала кофе. Или соки. И почему она так неестественно улыбается?

Боже мой! Отцовский кувшин… Открытая сумочка… Неужели она принесла с собой яд, чтобы отравить Астахова?! Невероятное предположение… Но что, если оно правильное?

Недолго думая, Антон взял кувшин за ручку и протянул его Тамаре, так что она должна была взять его обеими руками.

— На, пей, мамочка. Ты ведь так торопилась… Наверно, с дороги с удовольствием выпьешь чистой водички?

Растерявшись, Тамара ничего не смогла сказать.

— Пей! — повторил Антон.

— Спасибо, не хочу, — выдавила из себя она.

— Тогда, дай мне! — сын выхватил кувшин из ее рук. — Мама, что, черт возьми, происходит. Ты вот так просто, как здрасьте, пришла, чтобы отравить Астахова?