— Неплохо для начала, — с наигранной бодростью заметил Браннок, разглядывая этот странный пейзаж. — Мы укротили Друла, перебрались через вопящее озеро, прошли сквозь хищный туман и спустились по лестнице, по которой лучше не ходить. Что теперь?

— Понятия не имею, — вздохнул Кедрин.

— А талисман тебе ничего не подсказывает? — осведомился кьо.

Кедрин коснулся ладонью талисмана, но ощутил лишь легкое покалывание, означавшее, что Уинетт жива.

— Хаттим говорил, что Тазиел живет в пещере, и что в этом месте горит огонь, — задумчиво произнес Тепшен.

Браннок неопределенно махнул рукой туда, где расстилалась степь.

— Похоже, здесь это нам не поможет… если только пещера не в этой стене, — он похлопал ладонью по желтому камню, к которому они привалились.

— Так близко? Не может быть, — Кедрин отрицательно покачал головой. — Дарр говорил, что Нижние пределы — это длинная череда соприкасающихся территорий. Подозреваю, до пещеры еще далеко.

— В моей стране есть огненные горы, — сказал Тепшен. — Жрецы говорят, что это врата ада, и тот, кто вступит в них, простится с жизнью. Другие считают, что это проходы к сердцу мира, которое вечно горит. Склоны этих гор почти отвесны, они изрыгают огонь и серу, и над ними вечно клубятся тучи.

— Мы видели тучи у горизонта, — заметил Кедрин. — Конечно, если та пурпурная дрянь — и впрямь тучи.

— На вид тучки тучками, — бросил Браннок. — Правда, цвет… — он ухмыльнулся и сорвал пучок медной травы. — А где ты видишь правильные цвета?

— Нигде, — согласился Кедрин. — Но если все равно куда идти — почему бы не пойти прямо?

Возражений не последовало, и друзья принялись упаковывать сумки. Кедрин снял с пояса пустые ножны. Меч Друлла было не в пример удобнее нести за спиной. Соорудив из пояса петлю, он пристроил меч так, чтобы рукоять торчала над левым плечом.

Они направились туда, где, по мнению Кедрина, находился север. Трава под ногами была жесткой и пружинила. Казалось, ничто не может оставить на ней следов: приминаясь, она лишь испускала слабый едкий запах. С подветренной стороны несло странным духом гнилых фруктов — таким же противоестественным, как и все в этой местности. Огромный зеленый диск неподвижно висел в небе — похоже, он мог служить надежным ориентиром. Вскоре деревья, которые они видели с плато, можно было хорошо рассмотреть.

Вблизи они выглядели еще нелепей. Стволы казались слепленными из воска, бледные, как больная плоть. Ветки росли строго горизонтально, правильными ярусами, самый нижний — на высоте примерно в два человеческих роста. Деревья стояли кругами по шесть. Ветви располагались, точно колеса шестерней, заполняя просветы соседнего круга. Каждая ветка оканчивалась густым пучком листьев — длинных, тонких, прямых, как лезвия ножей. Ветер не шевелил их, но в воздухе висел тонкий металлический звон. Расстояние между деревьями казалось выверенным до пяди.

— Не нравятся они мне, — с беспокойством проворчал Браннок, когда путники приблизились к первому кругу. — Вид у них какой-то угрожающий.

Кедрин тоже остановился, глядя на деревья.

— Шесть, шесть и шесть, — пробормотал Тепшен. Шесть ветвей в круге, шесть кругов на стволе и шесть деревьев по кругу — словно их нарочно так посадили.

Кьо был прав. За ближайшим кругом виднелось еще пять, и все идеально ровные. В этой правильности было что-то зловещее. Казалось, проще всего пройти насквозь. Обходной путь мог оказаться неблизким: круг был весьма широк. Но Кедрин понял, что разделяет чувства Браннока. Казалось, деревья только и ждут, когда они приблизятся.

Юноша разглядывал деревья, пытаясь понять, что именно вызывает ощущение угрозы, но так и не понял и, сделав друзьям знак отступить, шагнул в сторону круга. Ничего не случилось. Он сделал еще шаг. Возможно, ему только показалось, но деревья шевельнулись. Он смотрел на них будто сквозь марево: по стволам прошла слабая дрожь, ветви заколыхались. Повинуясь скорее чутью, чем предупреждению сознания, он отскочил и, едва коснувшись ногами земли, упал и покатился, чтобы оказаться как можно дальше от ствола, похожего на тело прокаженного.

Там, где он только что стоял, среди охристой травы дрожали голубые листья. Они вонзились в землю, точно стрелы. По краям выступила маслянистая синеватая жидкость, в красноватом свете можно было различить слабый дымок, клубящийся над ней.

Кедрин поднялся и снова отступил. Ветви ближайших деревьев, обращенные к нему, явственно задрожали и ощетинились, а потом хлестнули, как плети. Листья сорвались с них и, точно дротики, вонзились в землю почти у самых ног юноши.

— Назад! — крикнул он и бегом припустил прочь. Еще один хлесткий взмах — и целый дождь листьев-стрел просвистел в воздухе. Однако предел дальности у них явно был. Когда Кедрин поравнялся с товарищами и обернулся, деревья уже успокоились и стояли как прежде — высокие и неподвижные.

Юноша тяжело вздохнул.

— Полагаю, — печально произнес он, — все, что здесь встречается, придется считать опасным.

— Здравое решение, — кивнул Тепшен.

— Только идти придется долго, — отозвался Браннок, с негодованием косясь на восковые стволы.

Они свернули в направлении, которое договорились считать восточным, и двинулись вдоль цепи смертоносных деревьев, держась от них на почтительном расстоянии. За первым рядом из шести кругов показались другие. Похоже, они покрывали всю равнину. Обходя недружелюбный лес, путешественники все сильнее отклонялись от задуманного направления.

Солнце так и не трогалось с места. Они достигли последнего ряда и осторожно обогнули его. Впереди снова белели деревья. Путь обещал быть не только долгим, но и извилистым. Кедрин коснулся талисмана, дабы вновь удостовериться, что Уинетт жива. Сколько же до нее идти?

А ведь они могут и не встретиться…

Он решительно отбросил эту мысль. Равнина тянулась без конца и края, и цепь пурпурных облаков казалась неимоверно далекой, словно все это время пятилась назад. Время как будто застыло вместе с зеленым диском в небе, и только ноющая боль в мышцах и желудках напоминала о том, что они идут долго. Никаких перемен в освещении, ни малейшего намека на то, что солнце когда-нибудь будет садиться. Наконец, голод стал слишком сильным, чтобы о нем не думать, а ноги едва повиновались и отчаянно болели. Кедрин объявил привал. Тепшен и Браннок не заставили себя долго упрашивать и почти упали в медную траву на полпути меж двумя кругами деревьев. Было так тепло, что костра не требовалось. Друзья расстелили одеяла и подкрепились холодной олениной и дорожными лепешками. Запас продовольствия, полученный от Рикола, неизбежно сокращался. На время привала они решили выставить дозор, и Кедрин вызвался сторожить первым. Присев на корточки в траву и опираясь на меч Друла, он наблюдал, как его спутники заворачиваются в одеяла, укрывая глаза от неумолимого света.

Сперва Кедрин то и дело осматривался, но вскоре это ему надоело. Ничто не менялось, ничего не происходило. Трава и небо так походили по цвету, что горизонт казался гнетуще близким. И ни облачка, не считая цепи пурпурных туч. Оглянувшись на горы, он увидел лишь смутную желтоватую полосу под неподвижным зеленым солнцем. Ветер неизменно веял с севера, но словно не касался ни травы, ни деревьев. Мир замер в неподвижности. Никаких намеков на присутствие животных — твари у реки, которых они приметили с плато, похоже, находились за пределами видимости, — ни одной птицы в пунцовом небе. Лишь сонное посапывание Тепшена и Браннока да шелест его собственной одежды, когда он менял положение, нарушали мертвую тишину. От этого можно было сойти с ума. Кедрин изнывал от омерзения.