недели, приедут с дачи жильцы, пока они хватятся пропажи, пока принесут списки похищенного в полицию – вещи те уже проданы и сменили не одного владельца. Самый результативный поиск – по горячим следам – невозможен. Лето давало «красным» фору. В мастерских тряпичников портные с утра до ночи перешивали одежду, спарывали метки, затем перекрашивали – в результате вещи уже было не узнать. А в мастерских нечистоплотных ювелиров с краденых украшений (портсигаров, брелоков и колец) стирали дворянские короны, монограммы и дарственные надписи. Именно в дачный сезон служба сыщиков была наименее успешна. Но теперь им попались самые удачливые и опытные домушники. Количество квартирных краж в Петербурге сразу пошло на убыль.

В кабинете Кренева устроили большую выставку. Найденные у барыг вещи разложили на столе, в шкафу, на подоконнике и даже на стульях. Потерпевших через «Ведомости Санкт-Петербургского градоначальства и столичной полиции» пригласили на опознание. Люди толпились с утра до вечера, ахали, писали заявления…

Когда притон накрыли, соседи рассказали сыщикам, что творилось в магазине и возле него. Громилы приходили средь бела дня с узлами и корзинами, набитыми добычей. Прямо на улице шел торг. На глазах у дворника из узлов извлекали краденое, и маклак начинал торговаться. Часть он сразу покупал за бесценок, а часть сдавал в ломбарды. У Шифа имелся помощник, старший приказчик Ной Горель, сам в прошлом вор. Он прошел арестантские роты, был лишен столицы и жил под чужим именем. Горель разносил краденое по ломбардам, сдавал его, вел учет срокам и деньгам, менял квитанции и залоги. Еще к Шифу приходили другие маклаки, рангом ниже, и разыгрывали между собой то, от чего он отказывался. А воры, получив наличность, становились к магазинщику на постой. Начинались пьяные разгулы, песни под гармошку, водка лилась рекой… Все это безобразие околоточный надзиратель и участковый пристав странным образом не замечали.

В сбыте помогал и бывший дворник дома № 11 по Матвеевской улице Александров, отставленный от должности за преступный склад ума. В его каморке нашли около сотни серебряных вещей: часов, папиросников, столовых приборов.

Лыков с Филипповым крепко взяли Шифа в оборот. Тот продержался два дня, после чего стал давать признательные показания. Грандиозный притон, в котором обитала чуть не половина столичных воров, не мог существовать просто так, благодаря везению блатер-каина. Алексей Николаевич показал ему фото Сорокоума и спросил с нажимом:

– Это твой хозяин?

Мовша понурил голову:

– Он же меня живьем съест…

– Расскажи без протокола, в акт дознания не войдет. Но признаться нужно.

– Зачем вам мои слова без протокола? Нет, вы меня обманываете!

– Ты все равно потом на суде откажешься.

Шиф вскинулся:

– Конечно, откажусь. Господа, не спрашивайте меня об этом человеке, он страшнее черта. О чем хотите буду говорить, только не о нем.

– О чем хотим? – Лыков сделал вид, что заинтересовался. – Ну, давай о золоте с платиной. Ты продавал его Графу Платову, то бишь Матвею Шелашникову?

– Да, – сразу признался маклак. – Такое было условие… человека, о котором я не хочу говорить. Он интересуется золотом, и особенно платиной, в любом состоянии. Лом, слитки, шлихтовый песок, самородки, рудный концентрат, монеты, ювелирка, оклады с икон – все берет. Видимо, имеет собственную золотосплавочную лабораторию. Тайную, конечно. А Шелашников – его приказчик по рыжью, я с ним имел дело. До недавнего времени.

– А когда это поменялось и почему? – ухватился за последнюю фразу Филиппов.

– Неделю назад меня вызвали… ну, туда.

– На угол Большой Колтовской и Корпусной? – назвал адрес «ивана иваныча» Лыков.

– Да. Все-то вы знаете…

Шиф немного успокоился и рассказал о своей беседе с Сорокоумом. Тот сообщил, что Граф Платов временно перестает быть его уполномоченным по рыжью. Вместо него ювелиру придется иметь дело с другим человеком. И позвал старика с седой бородой, который назвался Ногтевым (это был Верлиока). Они обсудили цены. Хозяин пожурил гостя за то, что тот мало сдает платины. И сказал: этот товар мне нужен позарез, можешь поднять закупочную цену до пяти рублей за золотник.

Шиф уточнил: чистой платины не достать, в Петербурге, как и по всей России, встречается только самородная – вы назвали цену на нее? Сорокоум спросил: а сколько там будет примесей? Маклак ответил: в среднем семнадцать процентов. «Иван иваныч» решительно объявил: покупай самородную за пятерину и не держи у себя, сразу доставляй Ногтеву.

Алексей Николаевич вспомнил беседу с экспертом Монетного двора и остановил рассказ арестованного:

– Неужели Рудайтис…

– Кто, простите?

– Ну, тот, про кого ты не хочешь говорить, научился плавить «белый металл»? Говорят, это трудно.

– Так в Тентелевой деревне целый завод умеет спекать чистую платину, – напомнил маклак.

– Думаешь, он там выгоняет примеси?

Шиф пожал плечами:

– В России больше нигде нет таких горелок, я узнавал. Или везти ее за рубеж и продавать там со скидкой.

Лыков навис над арестованным и сказал с угрозой:

– Последний к тебе вопрос. И не вздумай юлить – за твою пещеру Аладдина знаешь, сколько тебе светит?

Ювелир молча смотрел на сыщика.

– Дай подсказку, – потребовал тот.

– Какую? – Шиф с испугу перешел на шепот.

– Где нам взять…

– Не знаю я, клянусь чем хотите, не знаю!

Алексей Николаевич дал еврею прокричаться и закончил:

– …где нам взять Графа Платова.

– Ну…

– Ты думал, я требую сдать Сорокоума? Нет, конечно, иначе тебе не жить, мы понимаем. И где его взять, я знаю без тебя. А эту гадину сдай. Он убил надзирателя сыскной полиции. За такое мы всех, кто откажется помочь, закопаем. Сообразил?

Шиф долго мялся, пробовал отговориться незнанием, но сыщики были непреклонны. Или сведения, или тебе конец. В сырой карцер на хлеб и воду. Пока дело дойдет до суда, чахотка обеспечена. Каторгу не присудят, только Литовский замок, но из него ты не выйдешь. Когда начнешь харкать кровью, раскаешься, что не стал сотрудничать, но будет уже поздно.

Ювелир капитулировал. Он рассказал, что встречался с бандитом в одном из «пчельников» – уголовных трактиров-притонов. Столица славилась такими заведениями, куда приличному человеку лучше не соваться. Чаще всего свидания происходили в «Туле».

Филиппов, специалист по злачным местам, тут же уточнил:

– Какая имеется в виду? Есть трактир «Тула» в Первой роте Измайловского полка. А есть чайная «Тула» на Фонтанке у Семеновского моста. И там, и там «пчельник».

– Мы встречались в чайной. Наверху, в чистой комнате.

– И?

– И мне показалось, что Граф Платов обитает поблизости.

– Почему возникла такая догадка?

Ювелир пояснил:

– Я приходил в назначенное время, а «иван» всегда опаздывал. Не сразу, но стало мне понятно, что он боится засады. Осторожный. Его люди наблюдали за мной. Убедившись, что все чисто, они давали Платову сигнал: все в порядке, можешь