Свой оборот?

И что затаено в твоей руке бесстрастной,

Незримый рок?

Позорный мрак и ночь, или звездой прекрасной

Сверкнет восток?

В туманном будущем смесились два удела —

Добро и зло.

Придет ли Аустерлиц? Империя созрела

Для Ватерло.

Я возвращусь к тебе, о мой Париж, в ограду

Священных стен.

Мой дар изгнанника, души моей лампаду,

Прими взамен.

И так как в этот час тебе нужны все руки

На всякий труд,

Пока грозит нам тигр снаружи, а гадюки

Грозят вот тут;

И так как то, к чему стремились наши деды,

Наш век попрал;

И так как смерть равна для всех, а для победы

Никто не мал;

И так как произвол встает денницей черной,

Объемля твердь,

И нам дано избрать душою непокорной

Честь или смерть;

И так как льется кровь, и так как пламя блещет,

Зовя к борьбе,

И малодушие бледнеет и трепещет, —

Спешу к тебе!

Когда насильники на нас идут походом

И давят нас,

Не власти я хочу, но быть с моим народом

В опасный час.

Когда враги пришли на нашей ниве кровной

Тебя топтать,

Я преклоняюсь ниц перед тобой, греховной,

Отчизна-мать!

Кляня их полчища с их черными орлами,

Спесь их дружин,

Хочу страдать с тобой, твоими жить скорбями,

Твой верный сын.

Благоговейно чтя твое святое горе,

Твою беду,

К твоим стопам, в слезах и с пламенем во взоре,

Я припаду.

Ты знаешь, Франция, что я всегда был верен

Твоей судьбе,

Я думал и мечтал, в изгнании затерян,

Лишь о тебе.

Пришедшему из тьмы, ты место дашь мне снова

В семье своей,

И, под зловещий смех разгула площадного

Тупых людей,

Ты мне не запретишь тебя лелеять взором,

Боготворя

Непобедимый лик отчизны, на котором

Горит заря.

В былые дни безумств, где радостно блистает

Кто сердцем пуст,

Как будто, пламенем охваченный, сгорает

Иссохший куст,

Когда, о мой Париж, хмелея легкой славой,

Шальной богач,

Ты шел и ты плясал, поверив лжи лукавой

Своих удач,

Когда в твоих стенах гремели бубны пира

И звонкий рог,

Я из тебя ушел, как некогда из Тира

Ушел пророк.

Когда Лютецию преобразил в Гоморру

Ее тиран,

Угрюмый, я бежал к пустынному простору,

На океан.

Там, скорбно слушая твой неумолчный грохот,

Твой смутный бред,

В ответ на этот блеск, и пение, и хохот

Я молвил: нет!

Но в час, когда к тебе вторгается Аттила

С своей ордой,

Когда весь мир кругом крушит слепая сила, —

Я снова твой!

О родина, когда тебя влачат во прахе,

О мать моя,

В одних цепях с тобой идти, шагая к плахе,

Хочу и я.

И вот спешу к тебе, спешу туда, где, воя,

Разит картечь,

Чтоб на твоей стене стоять в пожаре боя

Иль мертвым лечь.

О Франция, когда надежда новой жизни

Горит во мгле,

Дозволь изгнаннику почить в своей отчизне,

В твоей земле!

Брюссель, 31 августа 1870 г.

«ПРОСТЕРТА ФРАНЦИЯ НЕМАЯ...»

Простерта Франция немая.

Тиран ступил на горло ей.

Но, вольный голос понимая,

Она трепещет тем сильней.

Изгнанник в темный час отлива

Под пляску звезд и плеск волны

Заговорил неторопливо,

И все слова его ясны.

Они полны угроз растущих,

Сверкают утренним лучом,

Как руки, вытянуты в тучах

И боевым разят мечом.

И затрепещет мрамор белый,

И горы ужас сокрушит,

И лес листвою оробелой

В ночную пору зашуршит.

Пусть медью звонкой громыхая

Вспугнут стервятников слова,

Пусть зашумит в ответ сухая

На диких кладбищах трава.

И те слова: позор насилью!

Измене мерзостной позор!

Они недаром возгласили

Для стольких душ военный сбор.

Они, как вихри грозовые,

Над человечеством парят.

И, если крепко спят живые,

Пусть мертвые заговорят!

Джерси, август 1853 г.

«С ТЕХ ПОР, КАК СПРАВЕДЛИВОСТЬ ПАЛА...»

С тех пор, как справедливость пала,

И преступленье власть забрало,

И попраны права людей,

И смелые молчат упорно,

А на столбах — указ позорный,

Бесчестье родины моей;

Республика отцовской славы,

О Пантеон золотоглавый,

Встающий в синей вышине!

С тех пор, как вор стыда не знает,

Империю провозглашает

В афишах на твоей стене;

С тех пор, как стали все бездушны

И только ползают послушно,

Забыв и совесть, и закон,

И все прекрасное на свете,

И то, что скажут наши дети,

И тех, кто пал и погребен, —

С тех пор люблю тебя, изгнанье!

Венчай мне голову, страданье!

О бедность гордая, привет!

Пусть ветер бьет в мой дом убогий

И траур сядет на пороге,

Как спутник горести и бед.

Себя несчастьем проверяю

И, улыбаясь, вас встречаю

В тени безвестности, любя,

Честь, вера, скромность обихода,

Тебя, изгнанница свобода,

И, верность ссыльная, тебя!

Люблю тебя, уединенный

Джерсейский остров,