Дэвид как раз вернулся на повышение из Мадрида, где он три года возглавлял филиал Манхэттенского банка. Как это часто бывает, они сразу ощутили друг к другу симпатию. Дэвид оказался легким, остроумным собеседником, а еще он был весьма умен и восхитительно танцевал. Кроме того, он играл на фортепьяно, и Клер в первый раз за многие год села играть с ним в четыре руки. Дэвид обладал способностью привораживать к себе так, что это происходило как бы само собой. При этом он ни разу не предпринял попытки затащить Клер в постель, к чему стремились другие ее поклонники. В общем, после трех месяцев знакомства она спросила его напрямую:

— Дэв, хочешь со мной переспать?

— И рад бы, да не могу Я гей, — признался Дэвид. — Надеюсь, это останется между нами?

Клер потрясенно заверила:

— На данный момент у меня больше секретов, чем я могу разболтать.

Но как только Дэвид был вычеркнут из списка потенциальных любовников, Клер расслабилась и позволила себе быть естественной. Ведь одним коротким признанием он поставил ее в ряд с Мадонной и девушками из «Секса в большом городе». У последних был Стенфорд. У нее — Дэвид. С ним сразу стало можно и пива выпить, и волейбол посмотреть, и преимущества большой груди обсудить. В общем, в общении с ним были все плюсы мужской и женской компании и ни одного минуса.

Тут мысли Клер совершили странный поворот, и она вдруг вспомнила о билетах в оперный театр. «А вниманием ли ко мне продиктован поступок Уоррена? — подумалось ей. — Или же он разглядел в этом удобный способ сообщить всем знакомым, что я посетила Британию с краткосрочным визитом?» Хорошо зная брата, Клер склонялась к последнему варианту, но как бы там ни было — это полностью совпадало с ее собственным желанием. Лучшей возможности заявить о своем возвращении и придумать было нельзя.

Почитатели оперного искусства заполняли фойе Ковент-гардена. Время от времени разрозненный говор их голосов нарушали приветственные возгласы. Из зала доносился шум настраиваемых инструментов. Давали «Мадам Баттерфляй» Пуччини — этим событием в Лондоне открывался светский сезон. Те, кто что-то значили в этом мире или претендовали на то, чтобы что-то значить, пожаловали на этот спектакль, чтобы подтвердить свой статус. Общество собралось пестрое, но изысканное. С блеском и роскошью залы соперничали ослепительные украшения дам и вечерние платья от-кутюр. И все эти шелк, тафта, бархат великолепно сочетались со сверкающими рубинами, бриллиантами, жемчугами и оттенялись сшитыми на заказ смокингами мужчин.

— Выглядишь на миллион долларов, — похвалил Дэвид, с восхищением оглядывая сливочную кожу обнаженных плеч Клер.

Клер рассеянно улыбнулась:

— Хорошо, что я могу себе это позволить.

На ней было вечернее платье из белоснежной тафты от Жан-Поля Готье. Увидев цену, Клер дрогнула, но не отступила. И теперь похвалила себя за это. Наряд в стиле ампир выглядел строго и изысканно. Никаких разрезов, глубоких декольте, только открытые плечи, завышенная талия и мягкие линии подола, лестно очерчивающие фигуру. На ногах белые атласные туфельки на тонком высоком каблуке. Волосы, уложенные в высокую прическу, венчала бриллиантовая диадема.

Дэвид расправил плечи в безукоризненном смокинге.

— Ты готова, дорогая?

— Всегда, — выдохнула Клер, сверкнув глазами.

— Что ж, надеюсь, Британия все еще любит сенсации, — подбодрил Дэвид, подхватил Клер под локоток и повел ее в зал.

Несколько шагов по мягкому покрытию, и вот они уже в самой гуще событий. Их появление было встречено всплеском фотовспышек и гулом взволнованных голосов. Но перед тем, как их плотным кольцом окружили репортеры светской хроники, Клер все же удалось вскользь отметить, что за шесть лет ее отсутствия ничего не изменилось. «Старые деньги» свысока поглядывали на нуворишей. Известные Имена старались держаться поближе к Известным Лицам. В людском водовороте то возникали, то распадались маленькие группки. Затем на Клер посыпались вопросы, в основном связанные с ее возвращением. Она отвечала односложно. Внутренне контролируя себя: «Да, нет, возможно… мне пока трудно сказать…». Дэвид тоже не избежал этой участи. Но он проявил себя истинным дипломатом, то есть говорил много и пространно и в результате не сказал ничего. От навязчивого внимания прессы их спасло появление принца Уильяма с Кейт Миддлтон — это был еще более лакомый кусочек, чем сенсация о возвращении Клер. Репортеры со всех ног бросились к ним, чтобы в завтрашних колонках во всех деталях осветить вспыхнувший с новой силой роман.

И только Клер собралась перевести дух, как от толпы отделилась миниатюрная Элиша Браун и направилась в их сторону. Уголки губ Клер неприязненно дрогнули при виде репортерши из «Дейли мейл». Это она шесть лет назад раздула скандал, превративший жизнь Клер в ад. Сейчас эта настырная беспринципная сучка сгорала от любопытства в надежде заполучить эксклюзивное интервью и не скрывала своих намерений.

— Дэв, — Клер обернулась к нему, — к нам идет Элиша Браун, репортер светской хроники. У этой дамочки гадкий язык, собачий нюх и острое зрение. Я не хочу с ней общаться…

— Вполне возможно, что сегодня просто не твой день, дорогая, — взволнованно перебил Дэвид. — Я вижу цель похуже. Здесь Шон Ричмонд.

На какой-то миг Клер перестала ощущать биение сердца в груди. Но ее голос прозвучал как всегда довольно ровно и даже несколько безучастно, как будто речь шла об одном из знакомых, а не о человеке, когда-то прошедшемся по ее жизни огнем и мечом:

— Странно, что он здесь. Шон сейчас должен быть где-то на Греческом архипелаге.

— Откуда такие подробности, леди?

— Леди читает газеты.

— Вон там, у колонны, — подсказал Дэвид, заметив ее тщетные поиски.

Теперь Клер увидела его и с досадой отметила про себя, что никакие снимки в журналах не способны воспроизвести эту атлетическую мощь, сексуальность жесткой линии рта, глянцевый отлив черных волос. Шон Ричмонд выделялся из толпы, словно король среди мелкопоместного дворянства. Разумеется, он курил, и, разумеется, он был ослепительно прекрасен, как всегда. Черный смокинг, белая гладкая рубашка, изящный галстук-бабочка. Ничего экстравагантного, только естественная сила, некий магнетизм, который и делал Шона Ричмонда неотразимым мужчиной.

В этот момент он наконец-то отвлекся от огонька тлеющей сигареты и обратил внимание на свою спутницу.

Клер узнала в ней Лоран Жильбер, звезду французского кинематографа. И последнюю пассию лорда Ричмонда, как утверждали газетные источники. Судя по тому, как она защищала каждую пядь своей территории, это соответствовало истине. Стройная блондинка, чья прическа напоминала пышную хризантему, была в пурпурном облегающем платье. Тонкий атлас вызывающе обрисовывал дерзко торчащие груди, глубокий вырез позволял высокому спутнику насладиться видом сверху. На шее, в ушах, на запястье актрисы сверкали сапфиры, под цвет ее глаз. Экран утверждал, что они у нее небесно-голубые. Зритель любил ее хорошее свежее личико, и не важно, что сексуальный аппетит французской звезды стал притчей во языцех, главное, что она приносила огромные доходы киностудии. Дэвид тоже обратил на актрису внимание.