Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первый бланк был выписан на имя Патрика Гейгана из Хаф-Мун-плейс; искомый дом с тем же успехом мог находиться на луне, поскольку Роб Джей почти сразу же заблудился в лабиринте улочек и переулков без каких-либо опознавательных знаков, берущих начало от Броуд-стрит. Наконец, он дал пенни какому-то неумытому мальчишке, и тот привел его в тупичок, где толпились люди. Постоянно спрашивая дорогу, он оказался на последнем этаже одного из домов, где ему пришлось сначала пройти через комнаты, занятые двумя другими семьями, прежде чем он добрался до крошечного обиталища Гейгана. Но там он обнаружил только женщину, которая при свете свечи искала в волосах у ребенка.
— Где Патрик Гейган?
Робу Джею пришлось повторить это имя, и лишь затем он услышал хриплый шепот:
— Мой отец… Дней пять как умер. Воспаление мозга.
Шотландцы тоже использовали этот термин: он означал высокую температуру, после которой наступала смерть.
— Мои соболезнования, мадам, — тихо произнес он, но она даже не подняла головы.
Спустившись, он остановился и осмотрелся. Он знал, что в каждой стране есть такие улицы, словно предназначенные для существования несправедливости — такой сокрушительной, что она создает свои собственные пейзажи, и звуки, и запахи: ребенок с мучнистым цветом лица, сидящий на крыльце и грызущий тонкую шкурку бекона, как собака — кость; три ботинка из разных пар, изношенные так, что починить их уже невозможно, украшающие замусоренный, немощеный переулок; пьяный мужской голос, исполняющий, словно церковный гимн, плаксивую песню о зеленых холмах покинутой родины; проклятия, выкрикиваемые с не меньшей страстью, чем молитвы; запах вареной капусты, перекрываемый несущейся отовсюду вонью от забитых стоков и различных видов грязи. Он был знаком и с бедными районами Эдинбурга и Пейсли, и с каменными зданиями ленточной застройки в десятке городов, где взрослые и дети уходят из дому еще затемно и плетутся на хлопчатобумажные и суконные фабрики, а возвращаются, еле волоча ноги, много часов спустя, когда темнота снова опустится на город, — таким образом, на улицу они выходят лишь по ночам. Его неожиданно поразила ирония ситуации, в которой он оказался: он сбежал из Шотландии, потому что боролся с силами, создавшими трущобы, подобные этим, но, оказавшись в новой стране, снова попал в то же болото.
Следующий бланк был выписан на имя Мартина О’Хара из Хэмфри-плейс — района лачуг и трущоб, который врезался в склон холма Форт-хилл, а добираться до него надо было по деревянной лестнице длиной в пятьдесят футов, такой крутой, что она очень походила на стремянку. Вдоль лестницы по склону спускалась деревянная же открытая сточная канава, по которой медленно стекали сточные воды Хэмфри-плейс, сливаясь внизу с отбросами Хаф-Мун-плейс. Поднимался он быстро, уже свыкаясь с новой работой.
Она, конечно, изматывала, но в конце дня его ожидали лишь скудная, торопливая трапеза и вечер, посвященный второй работе. По отдельности ни одно из этих двух занятий не дало бы ему достаточно денег, чтобы прожить месяц, а оставшихся сбережений хватит лишь на несколько обедов.
Анатомический театр и классная комната медицинского училища Тремонта представляли собой одно большое помещение над аптекой Томаса Меткалфа по адресу Тремонт-плейс, 35. Распоряжалась им группа гарвардских профессоров. Возмущенные бессистемным медицинским образованием, которое предлагала их alma mater, они разработали собственную программу трехлетних курсов, призванную, по их мнению, повысить качество подготовки врачей.
Профессор патологии, с которым ему предстояло работать в качестве преподавателя-ассистента, оказался низеньким кривоногим человечком лет на десять старше его. Профессор небрежно кивнул ему:
— Меня зовут Холмс. У вас большой опыт преподавания, доктор Коул?
— Нет. Я никогда и ничего не преподавал. Но у меня большой опыт в хирургии и проведении вскрытий.
Холодный кивок профессора Холмса говорил: посмотрим. Он кратко и в общих чертах обрисовал приготовления, которые следует сделать перед началом лекции. За исключением некоторых деталей, они оказались стандартными, уже знакомыми Робу Джею. Они с Фергюсоном вскрывали трупы каждое утро, перед тем как идти на обход — в исследовательских целях и просто чтобы попрактиковаться, поддержать ту скорость выполнения операций, которая помогала им спасать жизни. Он снял простыню с трупа худого юноши, надел длинный серый фартук и достал инструменты: студенты уже начали собираться.
Их оказалось всего лишь семеро. Доктор Холмс встал за кафедру, сбоку от прозекторского стола.
— Когда я изучал анатомию в Париже, — начал он, — любой студент мог купить всего за пятьдесят су целое тело в месте, где их продавали ровно в полдень. Но в последнее время трупов для исследований не хватает. Этот юноша, шестнадцати лет от роду, умерший сегодня утром от отека легких, попал к нам от Управления по делам милосердия. Нынче вечером вы не станете производить вскрытия. На одном из предстоящих занятий тело разделят между всеми вами для изучения: двое получат по одной руке, еще двое — по одной ноге, остальные займутся туловищем.
Под аккомпанемент комментариев доктора Холмса Роб Джей вскрыл грудь юноши и начал вынимать органы и взвешивать их, четко объявляя о весе каждого, чтобы профессор мог записать данные. После этого в его обязанности входило указывать на различные участки тела, тем самым иллюстрируя лекцию профессора. Холмс говорил запинаясь, а голос у него оказался пронзительным, но Роб Джей сразу понял, что студенты слушают его лекции с восторгом. Он не боялся отпустить соленую шутку. Иллюстрируя особенности движений руки, он нанес мощный апперкот воображаемому противнику. Объясняя механику движения мышц ноги, он пнул ногой воздух, а демонстрируя работу мышц бедер, исполнил танец живота. Студенты ловили каждое его движение. В конце лекции они обступили доктора Холмса и засыпали его вопросами. Отвечая на них, профессор наблюдал, как его новый ассистент положил тело и анатомические образцы в резервуар с физраствором, вымыл стол, а затем вымыл и высушил инструменты и убрал их. Когда ушел последний студент, Роб Джей тщательно вымыл руки до локтей.
— Вы проявили себя достаточно хорошо.
А почему бы и нет, вертелось у него на языке, ведь эту работу может выполнить любой неглупый студент? Но вместо этого он смиренно уточнил, нельзя ли получить деньги авансом.
— Мне сообщили, что вы работаете на благотворительную поликлинику. Я когда-то был на вашем месте. Работа чертовски тяжелая и выбраться из нищеты не дает, но хороша как практика. — Холмс достал из кошелька две банкноты по пять долларов. — Вам хватит зарплаты за первые две недели?
Роб Джей постарался не выдать голосом чувства облегчения, заверив доктора Холмса, что этого достаточно. Они выключили лампы, попрощались в конце лестницы и разошлись в разные стороны. От осознания того, что в кармане у него лежат банкноты, кружилась голова. Когда он проходил мимо «Пекарни Аллена», тот как раз убирал с витрины подносы с печеньем, собираясь закрываться на ночь, и Роб Джей вошел и купил два пирога с ежевикой, чтобы отпраздновать первый рабочий день.