– Вот куда внутренний голос идти нашептывает, туда и чешешь. Почаще и поярче думаешь о пункте назначения. И свято веришь, что доберешься в ближайшие сроки.

– И что, помогает?

– Когда как. Иногда можно увидеть врата города за следующим поворотом, а иногда бродишь год.

– Да уж, синоптики нервно курят…

– Руины, – изрекает Борис философски. – Элементы хаоса тут в порядке вещей. Даже доверяя чутью, обладая буйной фантазией, веря, что вот-вот доберешься, можно блуждать вечность. А иногда натыкаешься на город, хотя думал о сидящей на кучке дерьма мухе.

– Здесь, походу, разлюблю сюрпризы вовсе.

– Не дрейфь. Бывает всякое, но практика показала, если следуешь за шестым чувством и веришь в успех, вероятность добраться до цели гораздо выше. Руины появились не вчера. Сотни тысяч путников общались, делились опытом. Есть «Поводырь» – сборник правил, составленных на основе наблюдений тысяч руинцев. Следуя им, попасть в определенное место можно вероятнее всего.

– А «Поводырь» есть у тебя?

– Старое издание. Но способы дойти до мест, где обычно бываю, знаю на память, книжка вылезает из торбы в очень уж экзотических случаях.

Вновь поворот, и мы замерли.

В конце коридора лежит ничком девушка в медицинском халате, намок то ли от пота, то ли от сырости. Кроме халата, на юном теле, судя по просветам, ничего. Лица с такого расстояния не видно, но блестят роскошные светлые пружины локонов.

Шаги медленно, но верно урезают дистанцию до незнакомки, сердце бьет в набат. На середине коридора замечаю в ее кисти черный приборчик. Вроде, электрошокер. Из кармана халата торчит зеленый фонтанчик и оранжевый бугорок моркови.

– Новенькая, – сказал Борис.

– Халат, шокер, морковь… Одежда, оружие, еда?

– Угу. Три базовых рандомных предмета от Руин в подарок.

– Надо помочь.

Ускоряюсь, Борис исчезает за краем обзора, но в следующий миг за плечо дергает назад сила, я чуть не взвыл, снова у Бориса за плащом. А тот неподвижен как скала, взор прикован к бесчувственной.

– Я те дам вперед батьки!

– Она замерзнет!

– А тебя разорвет на туеву хучу кусочков.

– То есть?

Борис зачерпнул из прямоугольного темного рта в стене прах кирпича, пригоршня раскрылась в броске, облачко песка полетело вперед. В двух шагах напротив Бориса воздух становится мутным… Путь словно преградила упругая пленка!

– Стеклотина, – сказал Борис.

– Та-а-ак, – протянул я, ладони уперлись в пояс. – Разнообразие местной фауны начинает действовать на нервы.

– Не волнуйся, однажды все закончится. Обретешь покой, а кто-то из тварей набьет пузо. Нервы, как и прочие потроха, для представителей местной фауны питательны.

Тычу в пленку.

– И для этой?

– Разумеется.

– Прекрасно. И что за… скотина?

– Стеклотина, – поправил Борис. – Пространственная аномалия. Ведет из коридора в коридор, хотя оба могут быть на разных концах Руин. Если у Руин вообще есть концы… Проще говоря, телепорт.

– То есть, девчонка лежит не перед нами, а, быть может, за тридевять земель?

– Бинго!

– А чего мы ждем?

– Маленькое «но». – Губы Бориса растянулись в улыбку, лицо оборачивается ко мне. – Телепорт любит мясо.

– Как?

– Ну, если хочешь знать анатомию процесса, я не в курсе. Но вместо того, чтобы швырнуть тебя в коридор, где спит новенькая, стеклотина тебя расщепит на кровавую пыль и выпьет, как томатный сок.

– Да уж, портал… Прямиком на косу скелета в черной робе.

– Бывают, в основном, два рода стеклотин. Честная и подлая. Перед нами подлая. Она маскируется. Как правило, соединяет места, где обязательно захочется пройти из одного в другое. Если б не я, быть бы тебе щас кровяным коктейлем. Подлая стеклотина поедает жертв всегда, а после исчезает. Видимо, удаляется из реальности в родное измерение, предаться трапезе в уютном уединении. Через стеклотину могут переброситься разве что мелкие предметы на большой скорости.

– Но есть и честные…

– Да. Те не скрываются, но возникают там, где крайне опасно. Например, когда человек убегает от монстра, сбежать от которого шансов ноль. Беглец прыгает в честную стеклотину, та может как сожрать, так и телепортировать. Шансы фифти-фифти. После в обоих случаях исчезает.

– А с чего такое благородство?

– Если честные начнут съедать всегда, люди перестанут прыгать, предпочтут развернуться и попытать крохотный шанс в битве, чем идти на гибель стопроцентную. Честные стеклотины вымрут от голода.

– Ясно. Честные используют торговлю удачей, а подлые – маскировку.

– Молодец. Давай зачетку.

Я снова тычу в потусторонний хищный тент.

– А как распознал эту?

Руки Бориса плавными симметричными, как у дирижера, жестами обвели стены.

– Осмотрись. Ничего подозрительного?

Прищуриваюсь, голова медленно крутится.

А ведь точно! Стены по обе стороны от пленки слишком разные. На нашей половине новее и суше, а на половине девушки почти черные от влаги, вот-вот развалятся. Переход слишком резкий, это не может быть одним коридором.

– Замечаешь, – промурчал Борис.

– Вот же я лох!

– Если видишь неправдоподобную смену текстур, швырни вперед горсть песка, пшена или еще чего зернистого. Тайное станет явным.

Из-за угла на том конце коридора выметается тень, сумрак обнажает сгорбленного мужчину, в кулаке топорик. На теле лохмотья, как гроздья гнилых бананов, сверху прозрачный дождевик, в полиэтилене много дыр и царапин. Рожа худая, медная, борода и усы в пыли, глаза сверкают как у больного раком, которому терять нечего.

Подкрадывается к девушке, глаза превращаются в глазищи, над девушкой горб стал круче, острие носа скользит вдоль халата, ноздри вздуваются, пыхтят, по морде волна судороги, губы задрожали в дьявольской улыбке, во рту желтые шипы с бурым налетом, черные дырки.

На нас внимания никакого.

– Нас не видит, – сказал Борис. – Портал односторонний.

– Каннибал?

– До людоедства рукой подать. Но сейчас ее мясо нужно этому типу для другой цели. Он мерза.

Тот, кого Борис назвал мерзой, воткнул топорик в рыхлую плиту. Улыбка еще гаже, течет слюна. Мерза обходит девушку, теперь его ноги по обе стороны от ее бедер, колени врезаются в пол, пальцы возятся на уровне гениталий.

Задирают халат, в коридоре на миг светлее от бликов женских ягодиц, но в миг следующий на чистое тело наваливается тощая волосатая туша в грязи и лохмотьях.