Курт уставился на мои кисти. Те блестят жирком рычуна вперемешку с моими слюнями.

– Что? – спросил я.

Курт встрепенулся, словно приходя в себя, взор поднимается, улыбка смущенная.

– О, найн… Ничего. Извинять…

Вытираю лапы о мох на плите, Курт переводит взгляд на Бориса.

– Кальтелихт.

– Чего? – не понял Борис.

Обглоданной палочкой Курт начертил в серых зернах камня на полу знак из параллельных линий внутри круга.

– А, Хладосвет, – дошло до Бориса, покивал. – Местечко ничего. Бывал пару раз. Правда найти его – головная боль. А почему туда?

– У меня там…

Курт упирает палочку в край начерченного символа, вертелок хрустнул, Курт вздрогнул и закончил:

– …друзья. Простить, я…

– Успокойся, приятель, – сказал Борис.

– У меня кончаться припасы, я быть вынужден прервать путь, охотиться, но мне не везти, попадаться только сильный монстры, едва успевать убежать…

– Ничего, фортуна ко всем то и дело поворачивает зад. Однажды повернется сиськами.

Мы рассмеялись.

– Хотя, если не робеть, можно и задницу, – вставил я. – Задрал юбку и…

Я сделал лихой жест.

Спутники рассмеялись громче.

– А парень-то не промах, когда сытый и в тепле, – сказал Борис Курту, тыкнув в мою сторону макушкой.

Курт достал из кармана черной кожаной жилетки фляжку из стали.

– Друзья, у меня остаться немного выпивка.

– О-хо-хо! – всплеснул руками Борис, те хлопнули по коленям. – Неужто шнапс?

– Виски.

Немец с улыбкой пожал плечами, мол, что есть то есть. Борис фляжку принял, глухой чпок крышки, горлышко коснулось губ, голова запрокинулась – и тут же обратно, но губы намокли, а щеки вздулись. Борис сглотнул, рукав губы вытер, довольный стон.

– Виски отличный! Курт, за мной должок.

Возвращает сосуд Курту.

– А мальчик? – удивился тот.

– Мальчику нельзя, железный трезвенник, – рассмеялся Борис, лицо повернулось ко мне, незаметно для Курта Борис подмигнул. – Верно, Владик?

Я растерялся, но все же кивнул с дурацкой улыбкой.

Курт смотрит на меня с тревогой, кадык подпрыгнул, глаза вновь забегали, как в начале, на лбу вспыхнула испарина, перевел взгляд на Бориса.

Тот покачивается, ладонь придерживает голову, глаза плавают.

– Что-то захмелел жестко. Видать, хороший шнапс… То есть, виски.

Борис икнул.

Завалился набок, локоть успел упереться, но…

– Вздремну… минут десять… А то что-то мне…

Борис упал. Сопение, а вскоре – похрапывание. Борис во сне промямлил, на щеке блестит потекшая слюна.

Курт тряхнул Бориса за плечо осторожно. Затем грубо. Реакции ноль.

Меня так озадачило, что застыл как ледяная статуя. Сидя на подстилке, с пустым вертелком в пальцах, будто с миниатюрной шпагой, хлопаю глазами, как если бы мне поставили задачу отбиваться ею от носорога.

Между мной и Куртом танцуют языки пламени. Курт смотрит мне в глаза, взгляд недобрый. Край капюшона опять закрыл часть лица, другая половина во мгле. Половинка губ искривилась. Глаз взбух, в нем вспыхнуло безумие.

Курт встал, арбалет нацелился мне в грудь.

– Спать, мальчик.

Нога Бориса лягнула Курта в лодыжку, свист, я вздрогнул, болт пролетел в мизинце от виска. Курт едва обрел равновесие, в свободную ладонь выпрыгнул из рукава кривой, как месяц, кинжал с зазубринами, Курт падает на Бориса, перехватив стального убийцу клювом вниз, но Борис уже на спине, Курта встречает под дых подошва сапога, нога Бориса перекидывает Курта к стене, арбалет отлетает в тень. Борис поднимается, рывком на Курта, тот успел вскочить, ножи встретились, сноп искр.

Начался ураган лязгов, вспышек, отползаю к стене, тело повторяет форму угла, впитывает холод камней, успеваю лишь вздрагивать в такт ударам. Плащи носятся, хлопая, по всей башне, сливаясь в воронку, клинки мелькают в опасной близости от глоток и животов, но дуэлянты реагируют одинаково быстро, хотя на обоих поблескивают красные кляксы, такие же на плитах, лишайниках, грибах.

Борису не повезло, трещина в полу поймала носок сапога, Борис потерял равновесие, успел уклониться от лезвия, но ценой падения столь неудачного, что нож из ладони выскочил, затылок долбануло о зуб плиты.

Курт наступил врагу на грудь, но в этот момент на немца сбоку кидаюсь я. Сам не пойму, как вышло, что Курт спустя мгновения корячится на полу с бордовым родником у шеи. Ладонь зажимает ручей крови, во второй дрожит кинжал.

Гад пытается встать с четверенек, топчусь позади. Его нога пинает в живот, от боли слепну, через миг меня бьет пол.

В неохотно отступающем тумане надо мной вырастает Курт, плащ, жилет и штаны в темных брызгах, стены отражают эхо рычания…

Курта перехватывает за горло Борисов локоть.

Ариец в железной хватке Бориса кряхтит, уши ломит от громогласных немецких ругательств, кое-как поднимаюсь, на кулаке шипы кастета в бордовой слизи.

– Добивай! – орет Борис.

Делаю шаг назад.

– Почему я?

– Надо!

Не могу ударить вот так, без острой нужды. Но на пороге смерти Курт брыкается яростно, в нем горит боевое безумие, он валит вместе с собой Бориса, тот принимает на себя удар о пол.

Подбегаю к Курту, пальцы ловят запястье его руки с кинжалом, пытаюсь отнять, но не выходит, рука Курта дергается, меня швыряет за ней как флажок за древком. Хватаю его предплечье как обезьяна пальму, концентрация до предела, я рванул так, что зубастый кинжал в кулаке хозяина засел в него меж ребер.

Вскрик, Курт дернулся, будто шарахнуло током… У меня перед глазами плывет, ноги как холодная вата, оседаю…

Борис из-под обмякшей туши выползает.

– Красавчик!

Вытираю морду клочком мха. Мох тоже в брызгах крови, но ничего суше под рукой не оказалось.

– Почему Курт хотел…

Я не смог договорить.

Борис подобрал с пола нож. Осторожно касается пальцами затылка, шипение сквозь зубы, пальцы отдернулись.

Подходит к трупу, присаживается, его старанием рукав свитера убитого обнажает предплечье.

– Вот поэтому.

Татуировка кобры в профиль с разинутой пастью. Клык – копия зазубренного кинжала, который чуть не зарезал Бориса.

– Культ Кровавого Арха, – пояснил тот.

Хотя… ни хрена не пояснил.

– А по-русски?