– Тебе нехорошо? – спросила королева, приподнявшись из кресла.

– Легкое недомогание, пустяки. Пожалуйста, не стоит прерывать обед из-за меня.

Попытавшись улыбнуться, принц Альберт двинулся вперед, но вдруг будто споткнулся. Колени у него подломились, и принц-консорт рухнул, крепко ударившись головой о пол.

– Альберт! – вскрикнула королева. Тотчас же бросившись к принцу, Гладстон перевернул его и потрогал бледную кожу.

– Он без сознания, мэм, но дышит довольно ровно. Может, врача…

Королева не нуждалась в подсказках, чтобы призвать людей на помощь своему дорогому Альберту. Тотчас же появилось огромное множество слуг, бросились разыскивать одеяло, укрыли ему ноги, под голову подложили подушку, нашли носилки, послали гонца за сэром Джеймсом. Королева ломала руки, лишившись дара речи. Поглядев на бесчувственного Альберта, Гладстон впервые заметил, что принц по-прежнему держит послание в конвульсивно стиснутом кулаке.

– Если позволите, мэм, – шепнул канцлер, преклонив колени и бережно освободив бумагу. Он колебался, понимая, что сейчас не время и не место, но все-таки чувствуя, что обязан упомянуть об этом. – Может, отложим ноту до завтра?

– Нет! Заберите ее. Посмотрите, что она натворила! Это ужасная бумага так подействовала на дорогого Альберта. Она взволновала его, вы же видели. При его хрупком здоровье подобное было уж чересчур. Снова эти американцы, это они во всем виноваты. Бедняжка, он так встревожился… Заберите ее с глаз моих долой! Делайте с ней что хотите. Доктор, наконец-то!

О трапезе никто больше и не вспомнил. Королева ушла вместе с принцем. Когда дверь за ней закрылась,. Гладстон распорядился, чтобы им принесли пальто и вызвали карету.

Вечер выдался недобрый.

Послание уйдет, как написано.

Жребий брошен.

Когда президентский поезд остановился в Джерси, чтобы заполнить цистерны паровоза, доставили последние рапорты и донесения; личный секретарь президента сам принес их. Авраам Линкольн, вдали от Белого дома на время избавившись от постоянного напряжения и тягот управления государством, любовался сквозь заиндевевшее окно зимней красотой реки Гудзон. Пышущая жаром угольная печурка гнала холод прочь. На сиденье напротив безмятежно дремал военный министр Эдвин М. Стэнтон. После Белого дома, поминутно осаждаемого искателями президентской благосклонности, поезд казался приютом мира и покоя. Президента не смог потревожить даже вид кипы принесенных бумаг.

– Я вижу, война по-прежнему преследует меня повсюду, Николай.

– Война с отщепенцами и с Конгрессом. Порой мне кажется, что последний куда хуже. Конгрессмены в…

– Избавьте меня от политиков хоть на минутку. Свинец и порох кажутся куда милосерднее.

Кивнув в знак согласия, Джон Николай зашелестел свежими рапортами, переданными ему Хеем.

– А вот этот доставит вам удовольствие. Высадка на острове Тиби в реке Саванна прошла весьма успешно. Командир докладывает, что далее будет атакован форт Пуласки. Как только с ним будет покончено, Саванна наверняка падет. Далее, наш тайный агент в Норфолке сообщает, что прибыла новая партия брони для «Мерримака». А также пушки. Они переименовали его в корабль военного флота Конфедерации «Виргиния».

– Давайте пока не будем тревожиться о нем. Но позаботьтесь, чтобы копия рапорта дошла до команды «Монитора». Это заставит их трудиться круглые сутки.

Президент перелистал газеты. В последнее время пресса будто сговорилась против него и его администрации. Аболиционисты снова единодушно накинулись на него – их послушать, так надо перебить всех южан поголовно и освободить всех рабов до единого, а о меньшем даже говорить не стоит. О дна из заметок привлекла его внимание, и Линкольн улыбнулся, читая ее, а потом скомкал газету в кулаке.

– Вот это настоящая журналистика, Николай.

Наши защитники порядка и права одержали грандиозную победу на пароходе в Балтиморе. Послушайте:

«Их подозрения пробудила дама, чересчур нервничавшая и старательно уклонявшаяся от встречи с ними. Когда ее ридикюль обыскали, там обнаружилось множество перчаток, чулок и писем, предназначавшихся для Юга. Также выяснилось, что малолетний мальчик вез изрядное количество хинина. Обоим было позволено следовать дальше после того, как их груз подвергся конфискации». Наши защитники не смежают век ни на минуту.

К тому времени, когда они покончили с бумагами, поезд подошел к станции Уэст-Пойнт, и паровой свисток локомотива провозгласил о прибытии. Линкольн надел пальто и шарф, потом нахлобучил цилиндр, прежде чем сойти на перрон, к встречающим его армейским офицерам и служащим литейного завода. Стэнтон и его секретари последовали за президентом. Все вместе они взошли на паром, чтобы переправиться через реку Колд-Спринг. Было довольно холодно, но переправа прошла быстро, а у пристани уже ждали крытые экипажи. Лошади топтались на месте, и пар их дыхания клубился в недвижном морозном воздухе. У первого экипажа стоял серьезный мужчина в сюртуке.

– Господин президент, – сказал Стэнтон, – позвольте представить мистера Роберта Паркера Пэррота, изобретателя и оружейника, хозяина металлургических мастерских Уэст-Пойнт.

Линкольн кивнул, а Пэррот тряхнул руку сперва ему, а потом Стэнтону.

– Весьма польщен, мистер Линкольн, что вы посетили мой завод и собственными глазами увидите, что мы тут делаем.

– Не мог отказаться от такой возможности, мистер Пэррот. Мои командиры криком кричат, что им нужны пушки, больше пушек, а их желания следует уважать.

– Мы здесь стараемся изо всех сил, чтобы удовлетворить их запросы. Я подготовил к испытанию только что законченную трехсотфунтовку. Если вы не против, первым делом мы отправимся на полигон, а уж затем в пушечные мастерские. Уверяю вас, эта пушка – самая впечатляющая и мощная из всех, какие я когда-либо производил.

Так оно и оказалось. Черное орудие, надежно закрепленное на массивной испытательной платформе, выглядело весьма зловеще. Линкольн одобрительно кивнул, прошагав вдоль пушки, и, несмотря на свой немалый рост, не без труда дотянулся до жерла, чтобы взглянуть на желобки нарезки в стволе.

– Заряжена, господин президент, – сообщил Пэррот. – Если вы удалитесь на некоторое расстояние, то сможете увидеть, на что способна эта пушка.

Когда гости отошли, прозвучала команда, и спусковой механизм был приведен в действие.

От силы взрыва содрогнулась земля, и, хотя зрители крепко зажали уши ладонями, грохот оглушил их. Жерло орудия изрыгнуло грандиозный сноп пламени, и Линкольн, стоявший позади пушки, увидел, как черный снаряд, смахивающий на огрызок карандаша, понесся за реку и мгновение спустя разорвался среди деревьев полигона на другом берегу. К небу взмыл столб черного дыма, во все стороны полетели ветви и щепки, а через несколько секунд до слуха докатился грохот взрыва.